Только тут Бенжамен заметил, что правая рука его собеседника выглядит несколько странно. Он опустил взгляд и увидел, что ладонью тот придерживает какой-то длинный предмет, скрытый в рукаве. Большой монах понял: собеседник заметил то, что он худо-бедно хотел спрятать, но продолжал говорить, дабы не отвечать на преждевременные вопросы.

— Вы, конечно, не знаете, что в последнюю войну я был в Лионе, в гражданской обороне. Отвечал за состояние бомбоубежищ целого квартала. И вот однажды, осматривая какой-то подвал, я наткнулся на необычный клад. Я нашел присыпанную землей фигурку Младенца Иисуса, всю из чистого золота, а рядом с ней было закопано вот это. — С этими словами он вытянул из рукава длинный клинок. — Древний сломанный меч.

Бенжамен глазам своим не верил.

— Меч Шарля! — выдохнул он изумленно.

— Тогда мне было неизвестно имя его последнего владельца, но вы же меня знаете… Я провел расследование. Тот подвал был частью здания, в течение многих веков принадлежавшего сестрам городского бенедиктинского монастыря. Это могло бы объяснить присутствие статуэтки, но не оружия. К счастью, когда я чистил клинок, то обнаружил выгравированный на головке эфеса герб. После некоторых изысканий я установил, что это герб древнего рода Блан де Корлон, принадлежавшего к Савойскому дому. Но самое прекрасное открытие я сделал, когда рылся в архивах Аннеси. Там речь шла о некоем Шарле Блан де Корлоне, который отличился во время четвертого крестового похода и удалился в этот монастырь сразу по возвращении. Я соотнес этот рассказ с бенедиктинским подвалом и подумал, что, должно быть, этот человек, прежде чем покинуть мир, пожертвовал сестрам все свое состояние. Сегодня ясно, что я не так уж и ошибался. Вот так, мой мальчик! Именно эта история и привела меня сюда. Когда я, спустя несколько лет, захотел отречься от мира, то вспомнил о моем крестоносце. Я увидел в этом Божье знамение и присоединился к нему. И он меня не разочаровал.

— А статуэтка? Что вы с ней сделали? — восхищенно перебил его Бенжамен.

— Она все еще у меня. У одного нотариуса. Я думал завещать ее своей племяннице. Но теперь не смогу этого сделать. Я нашел ее настоящее место. Помните слова «да простит меня Пресвятая Дева Мария» в исповеди Матильды? Вы не можете их понять, а я могу. Она молит о прощении не только за то, что отказывается от сына. Она молит и о том (главным образом об этом), чтобы Богоматерь простила ее за то, что она кое-что взяла у нее ради того, чтобы оплатить воспитание мальчика. Ведь завещание ее я нашел на руках статуи, там, где должен был находиться Младенец Иисус.

Мужчины широко и радостно улыбнулись друг другу.

— Почему вы рассказываете мне все это сейчас? — спросил наконец Бенжамен.

Большой монах опустил глаза и в последний раз взглянул на предмет, который держал в руках.

— Потому что этот клинок принадлежит вам, — сказал он, протягивая его молодому человеку. — Я не хотел, чтобы вы ушли без него. Я прекрасно знаю, что вы носите другую фамилию, но между вами и этим человеком существует связь. Или между вами и его сыном, может быть… «На лазоревом фоне два серебряных льва, расположенных спинами друг к другу; у того, что справа, на голове корона, у того, что слева, короны нет».

Бенжамен вздрогнул, как от удара, и едва не уронил сломанный меч. Посмотрев на выгравированный на рукоятке герб, он без труда узнал его. Поднес к мечу палец с перстнем, чтобы окончательно во всем убедиться. И заплакал.

— Да, мой мальчик, возможно, это и так. Конечно, абсолютной уверенности быть не может. Гербы знатных родов иногда меняли владельца, как простой товар. И фамилии, и их история продавались и покупались. Но, может быть, может быть, если вы проследите свою родословную, вы отыщете следы Блан де Корлонов. А может быть, сын Шарля выжил и стал родоначальником новой династии? Ничто не мешает нам думать, что через несколько лет этот сирота покинул монастырь под другой фамилией, оставаясь владельцем своего родового герба. И кто сказал, что эта фамилия не может быть вашей?

Теперь вы можете лучше понять, что, помимо сомнений, которые внушило мне ваше незнание правил употребления среднего рода, послужило причиной того, что я сражался с вами, сражался на свой лад. Потому что я также не мог предположить, что вы не знаете собственной родословной. Когда вы прибыли в монастырь, я обратил внимание на ваш перстень и узнал герб. Я думал, что вы каким-то образом отыскали следы вашего предка и явились к нам не для того, чтобы последовать его примеру, но лишь ради того, чтобы завладеть сокровищем. Вот что, как я думал, двигало вами! Корысть! Поймите меня правильно! Я был единственным человеком, кто предполагал, что Шарль избавился от золотой статуэтки прежде, чем поступить в орден. Но вы? Вы все еще могли думать, что она здесь. Я был уверен, что вы не сможете ее разыскать, поскольку сам откопал ее за двадцать лет до этого в одном из подвалов города Лиона. Но коль скоро Младенец Иисус, подаренный сестрам-бенедиктинкам, был у меня, я подумал, что он мог быть только частью наследства, которое вы разыскиваете. Очень скоро я стал подозревать, что существует статуя-мать, статуя Пресвятой Девы, целиком из золота и ценности неописуемой. Поэтому я ни на минуту не оставлял вас без присмотра. Я хотел ее защитить.

Всего три дня назад я узнал, что все это золото никогда не принадлежало Шарлю, и следовательно, вы не могли знать о его существовании. Случайное совпадение обернулось против вас. Вот так-то. Но будьте уверены: если бы не ваши поступки, если бы не символ, который вы оставили в моей келье, ваши глаза, оплакивающие сейчас ваше неведение, никогда не смогли бы убедить меня в том, что все это было лишь простым совпадением.

Можно считать, что я в некотором роде тоже бросил черный шар и осудил невинного разорителя гробниц. И теперь, когда он с пустыми руками направляется навстречу своей судьбе, унося с собой только историю, которая принадлежит ему больше, чем всем нам, я прошу прощения.

Бенжамен хотел ответить большому монаху, но, когда поднял голову, тот был уже далеко и карабкался вверх по холму. Прежде чем исчезнуть из виду, он, не оборачиваясь, поднял к небу руку, в которой, казалось, было зажато белое мраморное навершие рукоятки невидимого меча.