с Востока. Если «Партнерство» когда-либо разовьется до полного членства, западноевропейцы тоже обнаружат, что восточная политика правого крыла еще больше выхолащивает социал-демократических и зеленых политиков, которые дали такой высокий уровень жизни и стабильности в Западной Европе.

Много что можно было поддержать в протестах на Майдане, и, по иронии судьбы, теперь многое можно поддержать в протестах против правительства, возникшего на Майдане. Все же протестующим надо больше подумать о том, какие альтернативы дадут им цель, за которую стоит бороться. Запутанность с зонами свободной торговли ЕС, вероятно, даст столько же «Надежд и перемен», сколько Североамериканское соглашение о свободе торговли (НАФТА) дало мексиканским рабочим, а выборы Барака Обамы — членам Прогрессивной партии в США.

В то же время ЕС, по-видимому, склонен повторять свою экспансию недавних десятилетий на Восток в страны бывшего Варшавского договора, чтобы воспользоваться потоком экспорта потребительских товаров. Это помогает облегчить безработицу в Западной Европе, ставшую результатом жесткой неолиберальной и монетарной экономии Маастрихтского договора по созданию валютного союза Еврозоны. Но закупочный потенциал Украины намного ниже, чем стран, граничащих с Германией и интегрированных в рынок ЕС с огромными европейскими субсидиями. Никакого бума евроэкспорта не случится при вероятном предложенном соглашении. Единственное, чего может добиться ЕС, — обеспечить введение достаточно сильной программы мер жесткой экономии, чтобы держатели украинских бондов получили свои деньги. Возможный ущерб для украинских рынков из-за плохо проведенной либерализации торговли и возможный безвизовый режим могут наводнить ЕС дешевой рабочей силой.

Украинцы, глядящие на ЕС как на своего спасителя, потеряли чувство времени. Они видят последние крупицы социальной модели, которую пожертвовали на алтарь неолиберализма. Януковича предостерегали, что надо поднять НДС, налоги на труд и сократить субсидии на энергию и здравоохранение. Он сопротивлялся этому, чтобы воспрепятствовать ранним народным волнениям, но все равно его свергли. Теперь Украина обещает двигаться под западным неолиберальным наставничеством, первая политика которого состоит в том, что надо ожидать более высоких налогов на труд и на потребителей — ускоренную утечку капитала из страны в Швейцарию и в еврозону (т. е. офшорные банки в Лондоне и Риге).

Тимошенко, Ющенко и прочие — все были клептократами, которым неолибералы обещали обогащение в постсоветских государствах. Коррумпированный Янукович стал настоящим врагом только потому, что допустил непростительный грех отказа от воплощения программы мер жесткой экономии по лекалам ЕС/США. Цель ЕС и США состояла в передаче государственного достояния в руки отдельных лиц, которые будут управляться «невидимой рукой» (главным образом той, что была за «цветными революциями»), чтобы искать возможность получить прибыль, продавая то, что они захватили, западным инвесторам. Финансы — новая модель боевых действий, как отметил Майкл Хадсон. Мы наблюдаем захват того, на что в прошлом были нацелены военные интервенции: земли, природных ресурсов и инфраструктурных монополий[95].

Еще до свержения Януковича шли разговоры о «перезагрузке», поскольку США и Россия, казалось, направлялись к взаимному примирению. Его уход со сцены сначала вернул США и ЕС на влиятельную позицию и поощрил фанатичных евразийцев в Госдепартаменте. В то же время новое явление Юлии Тимошенко (которая опять вернула себе некий статус в тюрьме) представляет собой возвращение этнических украинских олигархов. Однако, как уже отмечалось, США предпочитают Арсения Яценюка на посту неолиберального реформатора. Но бурная радость, раздувавшая паруса американских неоконсерваторов и неолибералов при Майдане, быстро превратилась в уныние, когда Крым откололся от Украины и началось протестное движение в промышленных областях, например провозглашение Донецкой Народной Республики. В апреле 2014 года ничто не было очевидно, кроме того, что дни почти неограниченной «свободы рук» для США на российской границе — в прошлом.

Перспективы

Не существует большей причины для «крушений», чем попытки прогнозирования, особенно расстроенные введением новых переменных. То, что может показаться прообразом будущего, может быстро превратиться в калейдоскоп непредвиденных событий. То есть заглядывая в будущее сейчас, в середине апреля 2014-го, мы можем отважиться на догадки о перспективах и продлить их до воображаемых возможностей. Самое интересное было бы, если бы выполнялись апрельские Женевские договоренности и весь юго-восток (и возможно юг в целом) Украины был признан правительством Майдана в Киеве автономным. В настоящее время это демонстрирует различия во мнениях держателей акций относительно значения этих соглашений. Для «майданного» правительства соглашения означают больше автономии для регионов Украины после ухода протестующих из оккупированных правительственных зданий. Для протестующих это означает, что «майданное» правительство должно прекратить оккупировать правительственные здания в Киеве до того, как будет достигнуто новое соглашение. Решение этого тупика будет диктовать будущий ход событий. К несчастью, расстрел на Пасху протестующих в Донецке (Киев заявляет, что это устроила Россия, протестующие отвергают такое мнение) как минимум усложнил положение[96].

Более интересным, хотя менее вероятным, представляется шанс на нечто вроде развития национальной модели на востоке Украины, который в итоге сбросит бремя постсоветской глобализации и неолиберализма и воспользуется развитием унаследованной промышленной инфраструктуры. Это могло бы стать похожим на развитие Японии после Второй мировой, где по геополитическим причинам США расширили «приглашение к развитию», как выразился Иммануил Валлерстайн, но на этот раз Россия сделает так с Восточной Украиной через расширение льготных торговых соглашений и субсидий.

Маловероятно национальное экономическое развитие без нового руководства Украины. Цель политических деятелей с 1991 года состояла в опустошении ресурсов нации, а не в создании богатств. Структурные корректировки (один из эвфемизмов мер жесткой экономии) продолжат нагружать Украину долгами, используя их в качестве рычага для контроля ее экономической политики. В то же время Россия предлагает долговое послабление (или, по меньшей мере, больше займов) без развития, поскольку она все еще частично остается в плену неолиберальных идей. Пока Россия полностью не отвергнет неолиберализм, не будет никакого прогресса ни на Украине, ни в России. Для России (и части Украины), чтобы преуспеть, необходимо следовать модели национального развития. Либеральные критики ложно осуждают это как возврат к совет-ской автократии, но чтобы быть успешной, она должна быть больше похожа на прошлые модели национального развития в Восточной Азии и Западной Европе, хотя и с российскими чертами.

Россия и Украина выиграют от альтернативной экономической политики, основанной на региональных инвестициях капитала в экономическое развитие. Обе страны нуждаются в прекращении утечки капитала их олигархов в офшорные банки таких мест, как Лондон и Рига, и вместо этого мобилизовать свои природные ресурсы, недвижимость и ренты монополий для внутренних инвестиций. Такие шаги были бы осуждены в эпицентрах «налоговых льгот» (Лондоне и Нью-Йорке). МВФ и Европейский центральный банк заменили Госплан советских времен, но лишь опустошили капитал своей периферии вместо того, чтобы создать его. Хотя эти организации лучше работали,