Немного выше стоянки разбрелось по косогору стадо яков. Алтайцы называют их сарлыками. Видно было, как быстро бегают телята.

Удивительно обманчивы расстояния в горах.

Вот и сейчас кажется, что до Кур-Куре рукой подать. А посмотришь в бинокль, и пропадает, как ни странно, впечатление близости этих громадных вершин.

На моей тропе показался всадник, поднимающийся в гору. Вот он скрылся за поворотом и появился снова. Маленькая алтайская лошадка споро перебирала ногами, мотала головой, торопилась.

Я посмотрел на них в бинокль и разглядел потемневшие от пота бока коня и притороченные к седлу плоские коробки. Это почтальон вёз киноленту из Коо или Балыкчи. Вот уже и простым глазом видно, как подхлёстывает всадник камчой коня и торопит, приговаривая – «чу! чу!».

Далеко внизу – долина Чулышмана.

Около меня почтальон не стал натягивать поводья – конь сам остановился и потянулся к траве.

– Дьякши лар! – сказал по-алтайски молодой парень, а потом по-русски. – Здравствуй!

– Дьякши! – ответил я ему тоже по-алтайски.

– Табыш бар ба? (Новости есть?)

– Табыш дьёх! Неме дьёх! (Новостей нет. Совсем нет).

Ритуал алтайского приветствия был соблюден, хотя ещё можно было бы спросить его о здоровье детей и о том, в порядке ли у него скот. Я уже знал, как это произносится. Но, по-видимому, ни детей, ни скота у этого парнишки не было, а я не стал испытывать свои познания в алтайском языке. Тем более что видел я этого парня впервые.

Потом он спешился, бросил повод и сел на корточки рядом со мной. Закурив, мы разговаривали уже по-русски.

Я спросил его, куда он везёт кино. Он мне ответил, что из Коо в Балыктыюл, и утвердительно спросил: «А ты новый начальник?». Потом он рассказал мне, что Анна Содонокова, пастух, вернулась недавно из Москвы с выставки и всё удивляется, что в Москве совсем нет травы, один асфальт и овечек пасти негде.

Мы разговаривали всего несколько минут, а были словно давние знакомые.

• • •

Однажды в кино я видел, как погонщик слонов садился на своего слона – вставал на свёрнутый хобот и слон сам поднимал человека к себе на спину. Я вспомнил этот кадр, когда увидел, как семилетний алтайский мальчик по имени Гришка, влезал на коня. Это был сильный, спокойный и работящий конь. Его звали Серко.

Гришка Андадиков – весельчак.

Гришка отвязывал повод от изгороди, к которой был привязан Серко и тащил его, натужившись, на середину двора. И кричал на него басом, серьезно, как его дядька, Дмитрий Кочеев: «У-у-у! Курмес!4 Шайтан! Капчай5, чёрт!» И морщил лоб и крутил в воздухе концом повода. Серко от этого будто пугался, скалил жёлтые зубы и вскидывал голову, но шёл всё-таки за Гришкой.

Потом Гришка ставил коня посреди двора и, не выпуская из левой руки повода, правой по-хозяйски похлопывал коня по широкой груди. Он похлопал бы его и по шее и по спине, но до этих мест он просто не мог дотянуться по причине маленького своего роста.

Серко делал вид, что успокоился, прикрывал глаза и, двигая челюстями, стучал зубами. Гришка тянул за узду вниз, опуская лошадиную голову почти до земли, и ловко вставлял удила Серку в рот. Серко опять будто пугался, вскидывал голову, размахивая гривой, но с места не уходил. Только переступал с ноги на ногу пару раз.

Гришка снова начинал кричать на коня строго и басом «шайтан» и «курмес», замахиваясь поводом. Потом опять притягивал серкову голову до земли и, цепляясь босыми ногами за ремешки уздечки, карабкался коню на шею, а там уж, оскальзываясь на гриве, перебирался на холку и усаживался окончательно и прочно.

По-моему, сидеть ему на Серке было так, как и мне на перевёрнутой большой лодке. Коротковаты были ещё у Гришки ноги, но он этим не смущался и только радостно щурил свои и без того узкие, чёрные глазки. И вдруг дёргал изо всей силы поводья и орал на Серка: «Чу! Чу!».

Серко задирал голову, переступал задними ногами, крутился на месте. Тогда Гришка подпрыгивал на Серке, и тот, мотая головой во все стороны, шагал к водопою.

…Вообще алтайские ребятишки отличаются жизнерадостностью, дружелюбием и крепко приспособлены к суровым тамошним условиям. Взрослые их ласково называют «ребятёшки».

Я видел, как пятилетний Толик Андадиков выскочил в морозный день на двор абсолютно голый. Даже без всякой рубашонки. И размахивая в непонятном для меня восторге руками, носился по двору, пока не загнала его мать в дом.

Вот так и живут алтайские ребятёшки в аиле.

Кони, собаки чувствуют в детях их беззащитность и позволяют им делать с собой то, что позволили бы далеко не каждому взрослому. Особенно собаки. Дети ездят на них верхом, дёргают и таскают за уши и хвосты, но те только жалобно повизгивают да иногда жмурятся, стараясь убраться подальше.

Однажды, уже весной, когда снег особенно сильно липнет к копытам коней и мешает им бежать, я наблюдал, как Толик Андадиков, сидя на земле около задних ног коня, привязанного к изгороди, чистил ему копыта острой щепкой. Конь стоял неподвижно и, отдыхал, поставил одну заднюю ногу на вершину копыта. Толик воспользовался этим и усердно отковыривал плотно слипшийся снег. Иногда, видно, щепка срывалась и колола коню кожу, потому что он вздрагивал крупом и поджимал ногу.

Я окликнул Толика и велел ему сейчас же прекратить это опасное занятие. Долго ли до беды – махнёт конь ногой, копытом по голове ударит – вот и несчастье. Но Толик будто и не слышал моих слов – так серьёзно увлёкся своим важным делом. А конь наверняка отлично знал, что нельзя отбрыкнуться от этого маленького человечка, с таким усердием очищавшего ему копыта от снега, и подставил для обработки второе, чём Толик и не преминул воспользоваться.

…Круглый год в свободное от школы и домашних дел время все ребятишки заняты своими особыми ребячьими делами. На Телецком озере, например, у них есть своя забава, которой я нигде больше не видел.

Мальчишки делают из деревяшки сами или им вытёсывают отцы, грубое подобие лодки, кораблик. Он привязывается леской или простым шнурком к удилищу или пруту. Все зависит от оснащённости владельца этой игрушки. И летом часами, буквально часами, таскают эту самодельную лодку по воде вдоль берега, нагружая иногда палубу камешками и щепками. Берег ровный, и ходить по нему, таская за удилище кораблик, очень удобно. В этом я сам убедился, выпросив у Пашки Пономарёва потаскать эту штуку. И впрямь это занятие оказалось настолько заразительным, что я не заметил, как протопал метров пятьдесят по берегу озера и упёрся в дамбу. Оглянулся и, убедившись, что видят меня только мальчишки, протащил лодочку обратно до Пашки.