– Извини, Розария, – сказала Джульетта. – Мне жаль, что так получилось.

Винченцо устроился в кузове рядом с матерью. Джованни, так и не сказав ни слова, сел за руль.

– Куда мы едем, мама?

– Не волнуйся, сынок.

– Но я хочу остаться здесь.

– Вернешься позже.

– А папа?

Джульетта смотрела на дорогу, убегавшую назад.

– Вы разведетесь?

Она молчала.

– Куда мы едем?

– В Германию.

Винченцо посмотрел на мать. Она взяла его за руку:

– Я люблю тебя, остальное не имеет значения.

Когда судно отчалило, на причал вылетел мотороллер, с него соскочил Энцо. Поднятая паромом волна била о скалы. Винченцо смотрел на удаляющуюся фигуру отца, и сердце его стиснула жалость.

– Если бы не этот случай, твой отец не перебрался бы в Германию и ты бы не родилась. – Джованни лукаво усмехнулся.

На Зендлинг опустилась ночь. Музыка смолкла. Разошлись все, кроме Розарии, Джованни, меня и Марко, разбиравшего музыкальную сцену.

Подул ветерок, заморосило. Розария захлопнула альбом, Джованни раскрыл зонтик.

Я думала над его словами. Получается, предыстория моей жизни – это сплошная череда расставаний. Мужчины и женщины в моем роду не уживались. Инициаторами разрывов выступали женщины. А расплачивались дети.

– Где он теперь живет? – спросила я.

– В Италии.

– Где именно?

Джованни молчал. Розария смотрела на мужа.

– Хочешь его навестить? – наконец спросил он.

Ответа я не знала. Я думала о Винсенте, и Джованни угадал это.

– Может, кто-то другой хочет, не ты?

Меня начинали раздражать эти умолчания. Почему бы просто не сказать: твой отец живет в Милане, на улице такой-то, вот номер его мобильника. Извини, что тебе пришлось тридцать шесть лет дожидаться этого дня.

– Неужели вы никогда мной не интересовались? – не выдержала я. – Мы ведь столько лет прожили в одном городе… Или вы не знали, что у него есть дочь?

Последнее возымело действие. Я почти физически почувствовала стыд Джованни. Розария первой нарушила молчание:

– Он живет в Неаполе. – И с вызовом посмотрела на мужа.

– Но она не может просто так прийти и сказать: ciao, я твоя дочь… – оправдываясь, сказал Джованни. – У него семья…

– Джованни, мне ничего от него не нужно. У него своя жизнь, у меня своя. Но нам не помешало бы познакомиться, тебе не кажется?

Розария взяла мою руку и заглянула в глаза – слишком сочувственно. Плакаться кому-либо в жилетку – последнее, что входило в мои намерения.

– Позвони ему, Джованни, – велела она.

– И что сказать? – Джованни вопросительно посмотрел на меня.

– Что я здесь, – ответила я.

Пока Джованни стоял возле телефона в коридоре и набирал длинный номер, Розария караулила его в дверях, как сторожевая собака. Время от времени она бросала на меня подбадривающие взгляды. Она понимала, что в сложившейся ситуации мне приходилось во сто крат тяжелей, чем Джованни. Я не имела никакого права вторгаться в жизнь этих людей, какими бы отзывчивыми они ни были. Не говоря уж о человеке, волею случая оказавшемся моим биологическим отцом.

В квартире Джованни и Розарии необарочная пышность гармонично сочеталась с минимализмом «ИКЕА». Расскажи мне кто из знакомых о подобной мешанине стилей в сердце Зендлинга, ни за что не поверила бы. Ярко-зеленые подушки с красными шнурами на фоне золотых диванных подлокотников, антикварный шкаф в гостиной рядом с заставленными всякой всячиной стеллажами, китчевые репродукции неаполитанских морских пейзажей в золоченых рамах соседствовали с портретом Падре Пио[74] – улыбающегося, несмотря на стигматы, и с сиянием-нимбом вокруг тонзуры. В тот момент мне подумалось, что расхожие мифы об итальянцах не лишены реальной основы.

– Кармела? Oh! Sono Giovanni da Monaco. Tutto bene?[75]

Джованни начал с длинного монолога, из которого я не поняла ни слова. Потом задал вопрос и, выслушав ответ, издал возглас не то облегчения, не то разочарования. Наконец примирительное: «Нет-нет, это не проблема…» Он повернулся ко мне, все еще держа в руке трубку:

– Его нет.

У меня гора свалилась с плеч. Я даже не представляла, что буду говорить, если Джованни нас соединит. «Привет, папа»? Совершенно невозможно. «Здравствуй, Винченцо»? Но с каких пор к незнакомым людям обращаются по имени?

И все-таки после рассказа Джованни Винченцо стал мне почти родным человеком. Сколько ему теперь лет? Пока я подсчитывала, что-то произошло на том конце провода, и Джованни дернул меня за рукав:

– Он пришел!

Мы трое затаили дыхание. В трубке послышался тихий мужской голос:

– Алло.

– О, Винче, как ты? Все в порядке?

Джованни начал в нарочито веселом тоне, но потом понизил голос и отвернулся от жены, как будто решил посекретничать с неаполитанским собеседником. Я услышала свое имя и в следующий момент буквально почувствовала, как в тысяче километров к югу от Мюнхена разорвалась невидимая бомба.

Мы с Розарией переглянулись. Джованни ждал, было тихо.

– Винченцо! Pronto! Винченцо!

Рука безвольно упала, Джованни поднял на меня большие виноватые глаза:

– Он повесил трубку.

Я ждала чего-то другого?

Когда я вышла из машины возле супермаркета, дождь прекратился. По мокрому асфальту растекался холодный свет уличных фонарей. Лавка Джованни дремала в одном из темных переулков. К дверям супермаркета вырулил «холодильник». Грузовик для перевозки скота свернул в направлении бойни.

Никогда ощущение собственной никчемности не было таким невыносимым. Все усилия оказались напрасны. Само мое появление в этом мире представлялось бессмысленной прихотью природы. Что я здесь забыла, в конце концов?

Хотя почему природы? Я собственными ушами слышала голос человека, зачем-то вызвавшего меня к жизни и оставившего один на один с этим миром. Зачем? В детстве этот вопрос я задать ему не успела, поэтому со временем забыла о нем. И вот теперь несостоявшийся телефонный разговор разбередил старые раны.