пожилой, цыганистого вида боец в длинном кожаном фартуке. Привычно брал на колено ногу коня, точными ударами вгонял гвозди в копыто. Павел Алексеевич засмотрелся: несколько ловких движений — и подкова на месте. В действиях бойца было столько уверенности и силы, что лошади, чувствуя бесполезность сопротивления, сразу подчинялись ему, лишь пофыркивали тревожно.

Через дверной проем кузни виден был горн, ярко рдевшие в полутьме угли. Там шла своя работа. Глухо бацал по раскаленной железной полосе молот, и дробно, весело тенькал маленький молоток. Приятно пахло дымком и окалиной.

Павел Алексеевич закурил, присел на чурбак, любуясь привычной картиной, и вдруг почувствовал, что теряет ощущение времени. Все это уже было, все это он видел много раз… И десять, и двадцать лет назад был такой же бивак, светился в полумраке кузнечный горн, и боец в кожаном фартуке ловко, умело ковал коней. А другие бойцы вот так же охапками носили сено, чистили лошадей, переругивались беззлобно. Такой же синий холодный вечер, такие же винтовки, шашки, голоса… Тьфу, чертовщина какая-то! Ведь это не Новочеркасск, не Майкоп.

Грянула война моторов, а современного вооружения у нас оказалось мало. Вот поэтому и сидит сейчас он в подмосковной деревне возле старой покосившейся кузницы… Будут, наверняка будут у нас танковые корпуса, а может, и целые танковые армии! А пока вот — кони, винтовки, тачанки. И запомнившиеся слова комиссара: «Ничего, хлопцы, мы и на лошадях выдержим! Недаром ведь мощность моторов лошадиными силами меряют!..»

К кузне галопом подскакал Князев. На ходу птицей слетел с седла. Павел Алексеевич предупреждающе поднял руку — тише! Люди на отдыхе. Спросил негромко:

— Откуда подковы? С неба свалились?

— Посылал своих людей в Серпухов на завод. Время к зиме, а интендантам не накланяешься.

— Ну а там что за самодеятельность у тебя? — кивнул генерал на кузню. — Что они мастерят?

— Вьючные седла для станковых пулеметов.

— Зачем? Объясни. — Павел Алексеевич говорил сухо, стараясь скрыть удовольствие, как всегда появившееся при виде Князева.

— Товарищ генерал, я не меньше других тачанку люблю. Чтобы четверка коней — вожжами не удержать! Чтобы первый номер из пулемета фамилию свою одной очередью выбивал! Выскочат на позиции, развернутся, полоснут огнем — сердце замрет!

— А вы без лирики, — подавил улыбку Белов.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Пока мы в степях воевали, тачанка к месту была. А здесь леса и болота. С дороги не свернешь, по лесной тропе, по просеке не проедешь. Одна тачанка застряла, у другой ось полетела. Так и получается: сабельники бой ведут, а пулеметный эскадрон тачанки вытаскивает. Я приказал вьючные седла делать.

— А тачанки?

— Пока в обоз, боеприпасы возить. Выйдем на ровную местность, пулеметы на них вернем.

— Баранов знает?

— Я докладывал командиру дивизии. Не возражает. — Князев весело посмотрел на Белова и уточнил: — Морщится, но не возражает.

— Все правильно, подполковник, так и должно быть, — засмеялся Павел Алексеевич. — Давай посмотрим твои седла. Я к вам из других полков пулеметчиков пришлю, им покажешь…

На дороге появилась легковая машина. Павел Алексеевич узнал ее — из штаба корпуса. Наверняка — за ним. Значит, случилось что-то важное. Грецов не стал бы беспокоить по пустякам.

Офицер связи вручил Белову пакет. Ну, так и есть, Михаил Дмитриевич просит приехать безотлагательно. Поступило распоряжение командующего Западным фронтом: в связи с тем что резко осложнилась обстановка возле Венёва, корпусу надлежит немедленно начать форсированный марш и к исходу 25 ноября сосредоточиться в районе Кашира, Зарайск.

Вот тебе и ковка, вот и отдых после боев!

Павел Алексеевич сел в машину, поручив Победителя коноводу. Развернул на коленях карту. Офицер связи светил карманным фонариком. Автомобиль встряхивало на кочках, подбрасывало на ухабах. Слабый лучик прыгал по бумаге севернее голубой полоски Оки, между Серпуховом и Каширой.

Да что они там, в штабе фронта, расстояний не знают?! На форсированный марш дают сутки! Это же нереально! Потребуется время, чтобы все подготовить: найти целесообразные маршруты, распределить силы по колоннам, организовать управление и походное охранение, разработать приказ, доставить его всем командирам. Это непросто. Тем более что 9-я Крымская дивизия движется сейчас в район Лопасни. Ее придется повернуть назад, дать новый маршрут. Конникам Осликовского надо будет пройти сто пятьдесят километров. И на все только сутки?!

Ну, насчет знания расстояний — это он сгоряча. Вывод один: под Каширой из рук вон плохо, если командующий ставит корпусу задачу, теоретически невыполнимую.

В штабе корпуса это поняли не хуже генерала. Когда Белов приехал, подготовка к маршу была в полном разгаре. Полковник Грецов, на вид несколько флегматичный, любил именно такую работу: с полным напряжением, с максимальной нагрузкой. Другой начштаба растерялся бы перед массой разнообразных вопросов, которые надо было решать почти одновременно. А Грецов сразу схватывал главное. Быстро обдумывал, взвешивал, давал распоряжения и при этом еще шутить успевал.

До возвращения Белова он повернул на новый маршрут дивизию Осликовского и 15-й полк гвардейских минометов, оставшийся в корпусе. Они шли теперь к Зарайску. Генерал Баранов получил предварительное распоряжение о движении на Каширу.

Начальник оперативного отдела майор Шреер уже инструктировал группу офицеров, с которой намеревался выехать по намеченным дорогам: офицеры должны были направлять колонны по маршрутам и контролировать движение. Майор Вашурин готовил письменный приказ. Связисты пытались по радио и по проводам вызвать Тулу или Венёв — разыскивали командующего 50-й армией генерала Болдина.

А из штаба Западного фронта одно за другим поступали новые указания и уточнения, в каждом из которых повторялось подстегивающее, тревожное слово: скорей, скорей, скорей!

7

Ровно в полночь с севера въехала в Мордвес легковая автомашина. Медленно двигалась она по центральной улице, огибая свежие воронки. Старый маленький городок будто вымер. Ни огонька, ни человеческого голоса. Днем Мордвес бомбили немцы, окна многих домов зияли черными провалами. На перекрестке дотлевали остатки пожарища.

Старший лейтенант Михайлов весь в напряжении. Палец — на спусковом крючке автомата. Тишина обманчива, не наскочить бы на гитлеровцев!

В это же самое время в Мордвес с юга, со стороны Венёва, въехала другая автомашина, в которой находились два генерала: командующий 50-й армией Болдин и его предшественник на этом посту, только что сдавший свои дела. Как и было условлено, машины встретились в центре города.

Михайлов и адъютант Болдина пошли искать место, где можно поговорить. Ходили от дома к дому, стучали в окна — никто не отзывался. Наконец в небольшом домике им открыли дверь. У хозяйки нашлась керосиновая лампа. При ее тусклом свете генералы разложили на столе карты.

Болдин познакомил Белова с обстановкой. Вот уже