—Да.

—Ты прекрасно умеешь владеть собой, Джоанна!

Она глотнула чаю и уставилась прямо перед собой.

—У меня был хороший учитель.

—Расскажи мне про отца.

—Я уже рассказала, о чем говорил доктор.

—Я не про это. (Она снова была напряжена, несмотря на массаж.) — Расскажи мне про него, про ваши с ним отношения.

—Рассказывать на самом деле нечего. Мы никогда не были особенно близки.

—Из-за твоей матери? Услышав это, она окаменела.

—И причем здесь моя мать?

—Я не знаю. Расскажи мне. — Сэм, можно сказать, блуждал в потемках, но не удивился, обнаружив, что попал в цель. — Джоанна, не нужно быть любителем сплетен, чтобы знать о разводе твоих родителей, когда тебе было — сколько же — четыре года?

—Мне тогда исполнилось пять. — Рана все еще болела. И не важно, что она много раз убеждала себя: это глупо и даже ненормально, когда детская боль и чувство потерянности пронизывают жизнь взрослой женщины. — Это дела давно минувших дней, Сэм!

Он так не думал. Интуиция подсказывала ему, что это такая же часть настоящего, как и он сам.

—Она вернулась в Англию, — начал он. — А твой отец сохранил право опеки над тобой. Так?

—Выбор у него был не слишком велик. — Она вновь ощутила ту горечь и сделала над собой непростое усилие, чтобы вновь спрятать ее глубже. — Сейчас это уже не важно.

—Джоанна, я ведь не Уитфилд, — пробор мотал Сэм. — Мне-то расскажи.

Она так долго молчала, что Сэм решил попробовать иную тактику. Но она, вздохнув, начала:

—Моя мать вернулась в Англию, чтобы попытаться возобновить сценическую карьеру, которой она, по своему мнению, пожертвовала после замужества. Мне там места не было.

—Тебе ее, должно быть, не хватало?

—Я с этим справилась.

Сэм так не думал.

—Мне кажется, что развод и так не бывает легким для ребенка, но становится еще больнее, когда один из родителей оказывается в нескольких тысячах миль от него.

—Все равно так было лучше для всех. Они всегда ужасно ссорились. Ни он, ни она никогда не были счастливы в браке и... — Джоанна замолчала, прежде чем у нее с языка сорвалось о чем она всегда думала. «Со мной. Они оба не хотели меня». — В сложившейся ситуации, — окончила она.

—Ты тогда была слишком маленькой, чтобы узнать такое. — Ему представилось, как пятилетней Джоанне пришлось столкнуться с острыми углами отношений родителей в несчастливом браке.

—Не надо быть очень большим, чтобы понимать, что все не так. В любом случае мама дала мне это понять. Она отправила телеграмму из аэропорта. — Чай остыл, но Джоанна продолжала автоматически прихлебывать его.

«Телеграмма — это как письмо», — сказала Джоанне приятная молодая горничная. Не будь она новенькой, она передала бы телеграмму Карлу, а тот ее просто бы выбросил. Но девушке очень хотелось узнать, что там написано, и еще больше хотелось помочь Джоанне прочесть послание.

«Дорогая моя девочка!

Я в отчаянии от того, что оставляю тебя, но у меня нет другого выхода. Моя жизненная ситуация — да и вся жизнь — стала невыносимой. Поверь мне, я пыталась с этим справиться, но в итоге пришла к выводу, что только развод и полный разрыв с прошлым помогут мне жить дальше.

Я презираю себя за то, что оставляю тебя на папу, но мне сейчас было бы слишком трудно позаботиться о тебе. Однажды ты поймешь и простишь меня.

С любовью, мама».

Джоанна до сих пор помнила его наизусть, слово в слово, хотя на тот момент она смогла понять лишь одно: мама бросает ее, потому что несчастлива.

Сэм пристально смотрел на нее, пораженный ее спокойным, хладнокровным отношением к тем событиям.

—Она послала тебе телеграмму?

—Да. Я была слишком мала, чтобы все понять, но уловила общий смысл. Она была безумно несчастна и отчаянно хотела найти выход.

Сука! Это слово, обжигая глотку, едва не вырвалось у Сэма, но пришлось проглотить его. Он не мог представить, как можно быть такой погруженной лишь в себя эгоисткой, чтобы попрощаться со своим единственным ребенком при помощи телеграммы! Сэм вспомнил рассказ Джоанны о том, как они с матерью ходили кормить уток, и не мог поверить, что это два образа одной и той же женщины.

—Это, должно быть, причинило тебе много боли? — Он обнял Джоанну, как будто стремясь защитить от уже случившейся беды.

—Дети быстро все забывают. — Она встала, зная, что, приняв его помощь, уже не сможет удержаться. Ведь она держалась более двадцати лет. — Она сделала то, что должна была сделать, но не думаю, чтобы она когда-нибудь была счастлива. Ее не стало около десяти лет назад. Самоубийство.

Сэм рассердился на самого себя за то, что не вспомнил об этом ранее. Гленна Ховард, несчастная мать Джоанны, так и не сумела триумфально вернуться на сцену, к чему так стремилась. Справиться с разочарованием помогали таблетки и алкоголь до тех пор, пока она не приняла слишком много и того и другого.

—Мне очень жаль, Джоанна. Потерять ее дважды — это, должно быть, стало кошмаром для тебя?

—Я никогда ее толком не знала. — Она снова потянулась за чаем, только чтобы занять руки. — И это было очень давно.

Сэм подошел к ней, несмотря на то, что она отвернулась. Терпеливо, но настойчиво он усадил ее обратно на диван.

—Я не думаю, что боль от такого когда-нибудь утихает. Не отстраняйся, Джоанна!

—Нет смысла ворошить все это.

—А я думаю, есть. — Он взял ее за плечи достаточно крепко, чтобы она поняла: ему не все равно. — Я все это время хотел понять причину твоей отчужденности. Сначала я полагал, что причиной всему — неудачные отношения с другим мужчиной. Но все намного серьезнее и уходит гораздо глубже.

Джоанна смотрела на него с холодным выражением лица, но ее глаза были полны отчаяния. Она рассказала слишком много, больше, чем когда-либо говорила об этом раньше. Облеченные в слова, воспоминания стали слишком отчетливыми.

—Я не моя мать!

—Да. — Он пригладил ей волосы. — Да, ты — не она. И не твой отец тоже.

—Я даже не знаю, он ли мой отец!

Сказав это, Джоанна побледнела. Ладони, все это время стиснутые в кулаки, разжались и обмякли. Еще ни разу за всю свою жизнь она не говорила об этом. Все, что она знала, было наглухо заперто, но это никогда полностью не забывалось. А теперь Джоанна слышала, как ее слова эхом возвращаются к ней, и испугалась, ужасно испугалась, что заболеет от всего этого.

—Джоанна, что ты такое говоришь?

Голос Сэма оставался тихим и спокойным, однако Джоанна почувствовала как он снарядом прорвался сквозь ее оцепенение.