– Вернется минут через пять и будет хвастаться, какой он мачо, – говорит Мелисса.

«Надеюсь, он сдохнет», – думает Алекс. Интересно, сказал ли Ричард Луизе о выволочке, которую ему устроил? Может, он и ей устроил выволочку. Алекс пытается поймать взгляд Луизы, но она слишком обеспокоена отсутствием Ричарда и ничего вокруг не замечает.

– В такую погоду дороги просто кошмарные, – произносит Анжела.

Вообще-то она собиралась сказать что-нибудь успокаивающее, предположить, как Ричард может добраться домой, однако нервозность Луизы оказалась заразительной. Слишком многих она утратила, а из-за жуткой погоды грань между этим миром и тем истончилась почти до исчезновения, будто дожидаясь, когда глупые и недостаточно любимые люди оступятся и упадут сквозь нее.

– Это рекорд. – Бенджи построил башню из домино в девять этажей.

Алекс ждет, что ему предложат пойти и разыскать Ричарда, но сам не собирается предлагать. Пусть попросят. Он хочет, чтобы его во всеуслышание объявили специалистом в области бега и ходьбы по местным холмам. Пусть все признают, что Ричард корчил двадцатилетнего и выставил себя придурком.

В комнату входит Дейзи.

– Доброе утро, – лениво произносит Мелисса.

И только Дейзи слышит в ее словах издевку.

– Привет, милая моя, – говорит Анжела. – Как ты себя чувствуешь?

Дейзи надеется, что мать предложит ей позавтракать и они смогут посидеть в кухне и поговорить, но Анжела выглядит отрешенной и вряд ли спросит, почему Мелисса так смотрит на ее дочь. Дейзи уходит на кухню, включает чайник и, усевшись за стол, прячет лицо в ладонях.

Охает Бенджи, охают и остальные, будто наблюдают за фейерверком, но это всего лишь башня Бенджи рухнула и рассыпалась по столешнице и полу.

– Час уже прошел, – констатирует Луиза, в глубине души задаваясь вопросом, уж не подстроил ли Ричард все это, чтобы досадить ей.

Бенджи начинает строить башню заново, на сей раз укладывая домино горизонтально для лучшей устойчивости.

– Это же Ричард, с ним все будет хорошо, – заверяет Анжела.

Однако с ним не всегда все хорошо, он порой и в лужу может сесть, как она теперь понимает.

– Попасть под дождь не смертельно, – заявляет Доминик.

– Не всегда, – возражает Алекс. – В Брекон-Биконс люди погибли из-за переохлаждения.

Их гостиная тоже вдруг будто промерзла насквозь.

– Алекс, не надо об этом, – утомленно просит Доминик.

Алекс мог бы извиниться, но не хочет. Вместо этого он несет в кухню свою чашку, а за спиной у него Анжела извиняется за бестактность сына.

Дейзи по-прежнему сидит за столом, вскипевшая вода остывает.

– Сестра Дейзи, – привычно произносит Алекс их общую шутку, забыв о том, что это шутка – настолько она старая.

– Давай не сейчас, а?

– Что случилось?

– Ничего.

– Расскажи мне. – Охвативший Алекса гнев столь велик, что он ожидает, будто и Дейзи должна злиться на Ричарда по какой-то пока неведомой ему причине.

Однако в ее голосе звучит нотка, которой он не слышал уже давно.

Да, она может рассказать ему. Он сочтет ее извращенной? Пусть! Дейзи внезапно разбирает смех – вспомнилось, что именно Алекс хотел с самого первого дня поцеловать Мелиссу. А Мелисса сказала ей: «Отвали от меня, гребаная лесбиянка!» Вновь накатили паника и ощущение безысходности.

– Что смешного? – спрашивает Алекс, решивший, что она смеется над ним.

– Слушай, я хочу тебе кое-что сказать, – быстро, чтобы не передумать, говорит Дейзи.

– Что именно?

Дейзи задумывается. Что она хочет сказать ему? Что ее простили? Что никто не узнает об этом? Что этого никогда не было?

– Алекс! – зовет мама из соседней комнаты.

– Прости. – Отвернувшись, он уходит.

А Дейзи осознает – даже расскажи она все брату, это ничего не решит.

– Алекс, ты не знаешь, где может бегать Ричард?

– По гребню холма, скорее всего. – На самом деле он понятия не имеет, где вздумалось бегать Ричарду, но предполагает, что тот захочет пустить пыль в глаза и выберет самый крутой холм.

– Можешь поискать его?

Алекс чувствует себя полностью отмщенным.

– Не вопрос, – говорит он и поднимается на второй этаж.

Бенджи нервничает, и домино больше не занимает его. Он боится того же, что Луиза и мать, однако не умеет, как они, подавить и ослабить терзающий страх. Он боится, что Ричард умрет прямо под дождем. «И сказал Господь: я уничтожу этот мир».

Сражаться мечом здесь нельзя. Бенджи в попытках отвлечься неприкаянно бродит по дому и рассматривает разные мелочи. Обводит пальцами цветочный узор на обоях в коридоре. Заглядывает в шкафчик счетчика и воображает, будто дом – это движимый паром галеон с дымящими трубами и громыхающими поршнями. Открывает кожаную обложку книги посетителей. Первая запись датирована 1994 годом. «Макс (6 лет) и Сюзанна (8 лет) из Кентербери. Мы праснулись ноччу и увидили несколька барсуков». На букве «и» в слове «Кентербери» клякса. «Фармуры из Манчестера. В таверне «Черный бык» в Хэе по воскресеньям подают отменное жаркое». Кто-то разрисовал страницу замечательными карандашными набросками дома. «Джон, Джоан, Кармен и Софи Кейн-Саммерсон, а также их бабушка и дедушка».

Бенджи садится на ступеньки и начинает покручивать медные прутья лестницы, выясняя, какие крутятся хорошо, а какие нет. Потом идет в туалет и заглядывает в бачок унитаза. Там плавает оранжевый пластиковый шарик, привязанный к концу ржавой рукояти. Если нажать на нее посильней, то из белой трубы выльется больше воды. Этот шарик похож на буек, который можно увидеть в гавани среди ловушек для омаров и рыбацких лодок.

Отец говорил, что этим домом владеет какая-то семья. Быть может, они приезжают сюда летом и на Рождество. Среди знакомых Бенджи нет никого, кто владеет двумя домами, хотя у семьи Майкла есть дом-фургон у моря в Девоне. Непонятно, зачем иметь сразу два дома – ведь придется хранить необходимые вещи в обоих: мягкие игрушки, игровую приставку, плакаты с животными…

Бенджи видит в коридоре стенной шкаф, который не замечал раньше.

У него большие неприятности. Холод пробирает до костей, тело бьет крупная дрожь. Не верится, что он всего в двух милях от дома и переохладился не где-нибудь на леднике Чогори или в Антарктиде, а в гребаном Херефордшире. Он врач и прекрасно отдает себе отчет в том, что может умереть, и отнюдь не по-геройски, а самой что ни есть глупой смертью – практически у дома, где есть горячий душ и горячий кофе.

Может, спуститься с холма, чтобы укрыться от ветра? Но тогда шансы наткнуться на других бегунов или гуляющих станут еще меньше. Тем более, может не хватить сил на то, чтобы перебраться через изгороди и заборы, если он потеряет тропу. Два варианта так и пляшут в голове: остаться наверху или спуститься? Остаться наверху или спуститься? Ричард осознает, что мысли путаются. Что ж, его смерть по крайней мере разрешит «дело Шарн». А может, это наказание? Хотя слишком самонадеянно полагать, будто сложная система атмосферного давления выбрала конкретный момент, чтобы повлиять на его жизнь. Это просто дурацкое совпадение, ставшее его наказанием. Но за что его наказывают?