– Надевай.

Руки так онемели, что не попадают в рукава. Зубы стучат, чего не было со школы. Алекс напяливает ему на голову свою шапку. Нахлынули воспоминания: на магнитофоне играет трек «Кадер Идрис», оледеневшее в пузатых бутылках молоко приподняло крышки из фольги, и отец еще жив…

– Давай помогу.

Алекс натягивает на него куртку, а Ричард думает о сиделках, помогающих пожилым пациентам в вязаных кофтах. О девушке в инвалидном кресле. Но вот куртка на нем, он осознает, что вскоре увидит Луизу, и понимает, как сильно испуган. Возможно, он даже плачет, но, к счастью, из-за дождя слез не видно. Алекс перекидывает руку Ричарда себе за шею, обхватывает за талию и говорит:

– Давай, идем, а то я замерзну насмерть.

Ричард делает шаг и припадает на больную ногу, Алекс тянет его за собой быстрее, чем Ричард хочет идти. Боль усиливается, но идти быстрее – хорошо. Он вспоминает вчерашний разговор. Позже он обязательно извинится за него. Но сначала – ванна, горячая ванна. Господь Всемогущий, как же болит лодыжка…

– Спасибо.

– Иди уже.

Анжела закрывает дверь, и Дейзи невольно вспоминает о кабинете директора и операционной. Они садятся рядом, смотрят на пустую печку. Дейзи хочет, чтобы в ней горел огонь, но его обычно зажигает Ричард.

– Что случилось?

– Сначала пообещай…

– Что пообещать?

Дейзи словно стоит на вышке. Прыжок! Только не смотреть вниз…

– Я пыталась поцеловать Мелиссу.

Анжела не уверена, что правильно расслышала, однако не хочет просить Дейзи повторить.

– Ради бога, мама, скажи хоть что-нибудь!

Анжела вспоминает, как вели себя Мелисса и Дейзи сегодня утром в столовой.

– Похоже, Мелиссе этого не очень-то и хотелось.

– Мама, я не шучу.

– Я тоже. – Происходящее все больше напоминает кино. – Хочешь сказать, ты лесбиянка?

У Дейзи перехватывает в горле. Она утыкается в плечо матери и рыдает. Анжела не помнит, когда в последний раз она так обнимала дочь. А Дейзи испытывает облегчение оттого, что Мелиссе больше нечем ее шантажировать.

– Ты еще кому-нибудь рассказывала?

Анжела вспоминает, как Дейзи бросила ее тогда на улице из-за Мелиссы, и ей кажется, что сейчас она выиграла соревнование за любовь дочери, победив Мелиссу и Доминика. Она гладит дочь по спине. Десяти последних лет как и не бывало. Словно Дейзи просто вновь приснился кошмар.

– Мне все равно, что ты лесбиянка.

Она крепче обнимает дочь, но та отстраняется.

– Я не лесбиянка, понятно?! – панически восклицает Дейзи.

– Тогда почему ты поцеловала Мелиссу? – Звучит как обвинение, однако Анжела всего лишь пытается разобраться в произошедшем.

Щелкает дверной замок, на пороге появляется Бенджи.

– Не сейчас, Бенджи. – Тот пятится, и Анжела поворачивается к Дейзи. Внезапно все становится на свои места. – Ты поэтому стала верующей?

– Нет, не поэтому! – с застарелым гневом возражает Дейзи.

– Прости.

Анжела берет дочь за руки, вновь невольно вспоминая Карен. Дочь реальная – и дочь возможная. И еще одна Дейзи, которой та могла стать, не вцепись в нее церковь. Следовало бы сказать, что она поможет и не будет мешать. Пусть только Дейзи объяснит, что ей делать! И почему это так отличается от влюбленности в какого-нибудь буйного парня? Ох, до чего же много существует способов сокрушить человека. – Ты собираешься рассказать об этом кому-нибудь в церкви?

– Зачем?

– Что они скажут?

– При чем здесь это?

– Выслушай меня, – просит Анжела.

Дейзи прячет лицо в ладонях.

– Я люблю тебя. И мне неважно, лесбиянка ты или нет. Но ты окружила себя людьми, которые…

– Перестань! – Дейзи отнимает руки от лица. – Ты не слушаешь меня. Церковь тут ни при чем. И ты со своими предрассудками тоже ни при чем. – Откуда все это взялось? Она будто открыла бутыль с ядом, и теперь не может закрыть ее. – Я ошиблась. И ошиблась глупо. – Она встает.

– Дейзи, подожди! Прости меня.

– Просто отстань от меня, ладно?! – Хлопнув дверью, Дейзи уходит.

Анжела еще какое-то время сидит, слушая неравномерное тиканье напольных часов. Потом встает на колени, открывает дверцу печки, берет из корзины старый номер «Дейли телеграф» и сминает его в шар, чтобы положить на ложе из золы. Она словно смотрит на себя со стороны. Вот она кладет кучку щепок для растопки поверх бумаги и берет спички. Она дала промашку. Снова. «Ты тут ни при чем». Дверь открылась, а она ее захлопнула. О боже, Алекс и Ричард! Анжела смотрит на часы. Ну и денек сегодня выдался…

Все ушли, и в столовой остались только Луиза и Доминик.

Анжела говорила с Дейзи о том, о чем должен был поговорить он. Что он чувствовал? Облегчение оттого, что теперь это забота Анжелы? Огорчение? Стыд за нерешительность? По большей части – апатию, которая владела им до работы в книжном магазине «Уотерстоун»: тогда ему казалось, что жизнь проходит слишком быстро, и все чересчур сложно, и хочется схватиться за любую возможность вернуться к жизни.

Луиза же, в основном, злилась. На Ричарда, который должен был сделать так, чтобы она перестала бояться за него. На себя – за эгоизм. На медленно идущее время. На то, что ее уязвила способность Ричарда ошибаться, подобно всем прочим. Однако, представив, будто они с Ричардом никогда не встретились, Луиза ужаснулась тому, что могло случиться с ней.

Дверь гостиной открылась и тут же захлопнулась. Луиза подскочила, подумав, что это может быть Ричард. Нет, Дейзи. Судя по выражению ее лица, у нее тоже не все гладко. Луиза вновь погрузилась в собственные переживания. Доминик встал.

– Я скоро вернусь.

Он ушел, и дом будто опустел. Луизе представилось, что она бежит вслед, заглядывая в каждую комнату, и все они пустые. Она кричит, но никто ей не отвечает. Лишь воет ветер, да дождь стучит по стеклам.

Они прошли перекресток, до дома осталось всего несколько сотен метров. Дождь поутих, но Ричард все сильнее наваливался на Алекса и все больше хромал. Они неуклюже упали, и Алексу с трудом удалось поставить Ричарда на ноги. Кончики его пальцев пожелтели.

– Ричард? – окликнул Алекс.

Тот что-то невнятно пробормотал. Алекс устыдился, что желал его смерти, и запаниковал.

– Просто иди, ладно? Я не смогу дотащить тебя.

Анжела стояла на коленях у печки, прикрывая согнутой ладонью горящую спичку. Ричард зажигал огонь каждый день, и Анжела волновалась, делая это вместо него. Наконец бумага загорелась, и она закрыла дверцу.

– Я только что говорила с Дейзи.