Джонни Кинсайд из Легкой дивизии не принимал активного участия в битве, но он вместе с прочими во время преследования гнался за французами через перевалы. Сравнивая его дневник, «Выстрелы наудачу», с рассказом полковника Марбо о событиях на мосту в Линденау под Лейпцигом, нельзя не заметить разницы в накале войны в Саксонии и в Испании. За последние пять лет французы и испанцы совершили друг против друга много жестокостей, но долгий поединок между ветеранами Сульта и Веллингтона проходил на относительно цивилизованном уровне. Иногда его рассматривают как смертельный вид спорта, в котором обе стороны бились друг с другом без злобы и ожесточения. Так, Кинсайд пишет о той самой погоне: «Вид француза всегда действовал на дух стрелков, как красная тряпка на быка. Вся дневная усталость была забыта, когда три наших батальона растянулись по зарослям и спустились вниз, чтобы выбить пыль из их волосатых ранцев*… Хоть они и были нашими врагами, невозможно было не посочувствовать им, попавшим в такую незавидную ситуацию: с тыла напирает враг, справа — отвесный горный склон, слева — река, за которой тоже враг, и от него нет иного спасения, кроме бегства под пулями. Однако удача улыбается то одним… то другим. В этот день везенье было на нашей стороне, и нас не обвинишь в том, что мы не воспользовались им сполна».

Весь день гоняясь за французами, вечером Кин-сайд и его товарищи-офицеры вернулись на квартиры, где их уже ждали накрытые столы с отличным обедом — одно из преимуществ ведения войны при свободных морских коммуникациях. «Воевать так по-джентльменски, как в этот день, мне не доводилось почти никогда, — пишет Кинсайд в заключение, — хотя нам пришлось оплакивать одного-двух товарищей, чьи места за столом опустели».

Однако Сульт был нисколько не готов смириться с поражением или даже переходить к обороне, надеясь, что из Германии придут вести о новом Аустерлице, которые лишат британцев и их союзников желания перейти границу и устремиться по дороге на Байонну. Ему, и только ему, был доверен ключ от задней двери во Францию, и Сульт намеревался удержать его любой ценой. С учетом всех обстоятельств он блестяще зарекомендовал себя в напряженной борьбе, которая продолжалась на юго-западе до тех пор, пока в Париж не вошли казаки, а владения Наполеона не сократились до размеров острова Эльба.

31 августа Сульт предпринял последнюю попытку разблокировать Сан-Себастьян, бросив через Бидассоа 45 тысяч человек под командой Рейе, ударившего по испанцам, и блестящего Клозеля, который провел отвлекающую акцию против трех бригад союзников. Как ни странно, испанцы не только удержали свои позиции, но и провели контратаку, отбросив Рейе, который потерял 2000 человек. В момент, когда он соединился с также отступающим Клозелем, начался сильнейший ливень, вода в реке поднялась, и глубина на прежде мелких бродах доходила до шести футов. Четырем французским бригадам под командованием Вандермезена остался единственный путь отступления по мосту в Вере под прикрытием двух слабых стрелковых рот, насчитывавших всего около сотни человек. Переход по этому мосту достоин небольшой эпической поэмы. Отчаянно сражаясь, французы в конце концов прорвались, но их потери от британских пуль составили почти пятьсот человек, включая командира. В бою пал шестьдесят один англичанин, однако и они до своей гибели и их уцелевшие товарищи уложили вчетверо больше французов. В то время, как и столетием позже под Монсом и Ипром, англичане были лучшими стрелками в мире*.

В попытке прийти на помощь генералу Рею, запертому в Сан-Себастьяне, Сульт потерял еще 3800 человек, вследствие чего перешел к обороне, создав длинную цепь укрепленных пунктов, протянувшуюся на юг от моря. Похоже, он извлек много ценных уроков из стратегических отступлений Веллингтона за линию Торрес-Ведрас в те годы, когда наступающей стороной были французы.

В то же утро, когда Сульт предпринял дерзкую, но бесплодную попытку разблокировать город, Сан-Себастьян был взят штурмом. Первый приступ, в июле, стоил осаждавшим 570 погибших. Успешный штурм оказался еще более кровавым. Он увенчался успехом лишь благодаря тому, что Грэм повел из осадных орудий стрельбу поверх голов штурмовых отрядов, устремившихся в брешь, и все равно часть упорного гарнизона Рея сумела укрыться в цитадели. Подсчитав свои ужасные потери — почти 2500 убитых и смертельно раненных, — англичане и португальцы пришли в ярость, и ночь превратилась в оргию пьяных грабежей, такую же, что запятнала взятие британцами Бадахоса в 1812 году. Офицерам, пытавшимся остановить мародеров, поджигателей и насильников, угрожали, а дважды в них стреляли, и при этом один офицер погиб. «Этот штурм, — пишет Нэпир, — словно послужил адским сигналом к совершению таких злодейств, которых устыдились бы самые свирепые варвары древности». Рей, державшийся в цитадели до 8 сентября, в конце концов сдался с военными почестями. «Третьестепенный городок с разваливающимися укреплениями шестьдесят три дня сопротивлялся осаждающей армии с колоссальной орудийной батареей», — добавляет Нэпир, в который раз отдавая должное доблести французских солдат на Пиренейском полуострове.

Новости об окончании дрезденского перемирия и о выступлении Австрии против Наполеона дошли до Веллингтона 3 сентября, но он все еще был полон предчувствий относительно французского вторжения. В Каталонии по-прежнему успешно оборонялся маршал Сюше, представляя постоянную угрозу его тылам и правому флангу, но нашлась и другая, более важная причина, почему Веллингтон медлил, и она не имела никакого отношения к мощным оборонительным приготовлениям Сульта за рекой. В течение всех кампаний на Пиренейском полуострове испанское правительство не сделало ничего для снабжения своей армии. По большей части армия жила тем, что добывала сама или покупала у англичан. Кинсайд рассказывает, как к нему подошел испанский офицер и попытался выменять трехдневный рацион английской роты на расписку. «Мы отказались, — говорит Кинсайд, — заявив ему, что тащить на себе пропитание доставляет нам удовольствие». Веллингтон не сомневался в том, что произойдет, когда тысячи голодающих испанцев окажутся на вражеской территории. Их злоупотребления вызовут всеобщее восстание, патриотическую войну, которая только добавит ему проблем. Бадахос и Сан-Себастьян служили примером того, на что способны разъяренные англичане и португальцы, но Веллингтон был уверен, что сумеет как-то сдержать людей, вместе с которыми пришел из Лиссабона. Относительно испанцев такой уверенности у него не было. Но и помимо этого соображения, его нежелание вторгаться во Францию вполне объяснимо. На его глазах несколько континентальных коалиций распадалось почти за одну ночь, и за время летнего перемирия у него появились некоторые сомнения в прочности нынешнего союза. Если европейские монархи сумеют заключить с Наполеоном выгодную сделку, вряд ли они при этом будут заботиться об