Всё так же глубоки морщины, изрезавшие лицо Брана; всё так же белы волосы. Словно лишь вчера встретились они с Хагеном на пороге лесного жилища Сухой Руки, встретились, чтобы Лесным Коридором пройти до полей Гнипахеллира.

– Мог бы и по-простому в гости зайти, – невозмутимо сказал тан, похлопывая по шее вдруг захрапевшего и зафыркавшего жеребца, которому пришелец явно не понравился. – Разве закрыты были бы мои двери для такого, как ты?

Бран не ответил. Он ступал медленно и осторожно, словно пробираясь топким болотом. Приблизился к не то надгробному, не то жертвенному камню, задержался, вглядываясь в молодое лицо мертвеца.

Хрипел, мотал гривой и тревожно пятился жеребец хединсейского тана.

– Говори, коль пришёл. – Хаген не опускал меча. – Говори, с чем тебя послали, что мне пообещать там у вас решено, а то мне недосуг.

– А ты забыл, хединсеец, чем кончилась наша с тобой последняя встреча? – хрипло осведомился Сухая Рука.

– Забыл или не забыл – не важно, – отрезал Хаген. – То таким быльём уже поросло, что…

– Ну да, – вполголоса и так же хрипло проговорил Бран. – Кто с нами рядом сражался – их и кости давным-давно истлели, и могильные камни, у кого были, во прах рассыпались. Горы дном моря стали и вновь из пучины поднялись. Куда ты торопишься, хединсеец? У нас с тобой впереди вечность.

– Вечность, – холодно сказал Хаген, – имеет обыкновение проходить очень быстро. Моя уже прошла, да и твоя, Бран, тоже. Не зря ж тебя из домовины вытащили да ко мне погнали.

– Не был я в домовине, хединсеец.

– Не был, значит, не был, – тан пожал плечами. – Говори, Бран, не тяни. Не для воспоминаний ты ведь сюда явился, как я понимаю.

– Ты даже не спросишь, кто тут на камне?

– Какое мне дело? Я долго живу, Сухая Рука, милостью моего Учителя, и многое повидал. Меня подобным не удивишь, чарами и не такое явить можно.

Бран разочарованно покачал головой.

– Куда делся тот молодой и жадный до знания хединсейский тан, кого я вёл Лесным Коридором?

– Не важно. Правь своё посольство, Сухая Рука.

Однако тот отнюдь не торопился. Склонился над трупом, вгляделся пристально.

– Неужто не припоминаешь, откуда здесь это тело, хединсеец?

– Нет.

Хаген, при всём показном равнодушии и холодности, тоже не терял сейчас времени даром, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь, пытаясь уловить малейшие биения живой силы.

И ему казалось, он начинает ощущать нечто, словно слабый след волн, расходящихся от режущего морскую гладь драккара…

– Помнишь Холм Теней, хединсеец?

– Может быть, да, а может быть, и нет. Что тебе в этом, Бран?

– Да вот, – Сухая Рука указал на мёртвого. – Это ж ты лежишь. Тот самый, с того самого холма. Когда ты одну из своих теней веточкой стёр…[3]

– Веточкой? – усмехнулся Хаген. – Стёр? Я?.. Запамятовал ты, Бран Из Ниоткуда, подвела тебя память-то. Ничего я себе не стирал, это ты сам, по твоим же словам, одну из двух теней себе убрал. А я-то всё оставил как есть. Получше сказочку придумай.

– Ишь ты, «сказочку». – Сухая Рука осторожно, даже бережно поправил сложенные у мертвеца руки, так, словно тело было ещё податливым и тёплым, не успевшим остыть и одеревенеть. – Какая ж это сказочка? Так всё и было… я тебе ветку сам сорвал да и протянул… ты и стёр…

Хаген молча покачал головой.

– Пустые слова, Бран. Говори, зачем пришёл, и закончим это. Не знаю, кому ты служишь, и знать не хочу. У тебя своё дело, а у меня своё.

– Забыл ты всё, хединсеец, – хрипел Бран, не глядя на Хагена. – Как тебе приказали, так ты всё и помнишь. Не хочешь вспоминать, как я убил тебя?

– Насколько я помню, всё было несколько не так. Я одолел, ты умирал и из последних сил ткнул в меня ножом. Однако…

– Однако мы оба вернулись. – Бран закончил перекладывать руки мёртвого. – Вернулись, потому что мы – то, что мы есть. Наши миссия не исполнена.

– Так исполни же её наконец! – Хаген терял терпение, и его оружие поднялось в позицию для атаки. – Это не тот меч, что некогда пробил тебе грудь, но…

– Как же это «не тот»? Очень даже тот! – нимало не смутился Сухая Рука. – Славная сталь сверху, а в сердцевине – всё тот же Голубой Меч, перекованный, преображённый! Доброе оружие, хоть и в недобрых руках.

Вместо ответа клинок хединсейского тана с шипением взрезал воздух. Бран в последний миг успел неловко вздёрнуть сухую левую руку, жутко скривившись от боли; меч Хагена врезался в скрытое рукавом наручье, полетели искры, словно там не выдержало какое-то отпорное заклинание, наложенное не слишком умелым чародеем.

Противник хединсейского тана не удержался на ногах, упал. В следующий миг острие хагенского меча уже оказалось у горла поверженного.

Молодой ученик Хедина, наверное, не удержался бы от пафосных фраз; Хаген-нынешний молчал, глядя прямо в глаза упавшего.

– Если тебя прислал Золотой Дракон – пусть говорит. Если тебя прислал Демогоргон – пусть говорит. Кто бы ни стоял за тобой, Сухая Рука, им настало время отворить уста.

– Золотой Дракон или Дух Соборной Души – всё это прошлое, хединсеец. – Бран лежал на спине, сталь застыла у самого его горла, однако голос не дрогнул. – Ты так ничего и не понял за все эти века… ни кто я такой, ни почему пошёл против тебя, хотя тогда я сказал тебе чистую правду. Вы чёрный мор сущего, вы бичи нашей вселенной. Вы не верите простым словам и всюду ищете «слуг неведомых сил». А их нет!.. Их просто нет!..

– Отвечай толком – чего ты хочешь?! – гаркнул Хаген. – Чтобы я предал Учителя?! Переметнулся бы к вам?!

– Нет… – губы Брана, обросшие жёсткой седой бородой и усами, искривились. – Ты неисправим… как и твой «учитель»… Но я пришёл… заменить тебя. Исправить… многое.