– Почему? – удивилась я.

– Она опасна, – зашептала секретарша. – Долгое время тихоней была, а потом – упс! Короче, не сама училка ушла, Вероника ее выгнала.

– За что? – спросила я.

– Крышу у трудовички сорвало, – объяснила Анжелика. – В пятом классе училась Варя Плоткина… Между нами говоря, не девочка, а исчадие ада, от нее все родители и педагоги стонали. Один раз Варвара налила на стул учительницы клей. Горикова не заметила и села. Через некоторое время решила встать, дернулась и разорвала юбку, клок ткани на сиденье остался. Тут наша тихушница схватила указку и как долбанет Плоткину по лбу… Знаете, никто Ларису не осудил, понятно было, что ее Варвара довела. Но педагог не имеет права распускать руки. А девочка изобразила обморок. И началось! На следующий день ее отец припер с полицией. Справку из травмопункта Веронике Геннадьевне на стол швырнул, а там понаписано: сотрясение мозга, скальпированная рана, падение зрения. Плоткин-старший богатый человек, наверняка доктору заплатил, тот и постарался. Директор Гориковой и посоветовала: «Возьми бюллетень, сиди тихо дома». Трудовичка долго носа в школу не показывала, но не помогло ей это. Папаша негодяйки-школьницы и на полицию нажал, завели дело о тяжких побоях. Тогда Вероника вызвала Горикову и сказала: «Больше прикрывать тебя не могу. Школе скандал не нужен. Напоследок подарок тебе сделаю: пиши заявление по собственному желанию. Авось, когда скандал уляжется, в хорошее место устроишься». Лариса так и поступила. А потом где-то спряталась. Плоткин до сих пор нет-нет да и заруливает в школу, спрашивает про Ларку и грозится: «Ничего, я найду ее». И я вам советую, не связывайтесь с Гориковой. В тихом омуте черти водятся. Вдруг Лариска вас обидит?

Выйдя из школы, я позвонила Федору и рассказала о своем визите.

– Сейчас выясню, кто в медцентре «Розовое счастье» пять лет назад был главврачом, – пообещал Леонов.

Я бросила телефон в сумку и пошла по Шумской улице к дому, где жила Лариса, складывая в уме пазл из имеющейся информации.

Некий человек, назовем его N, вытащил из тюрьмы Леонида. Максимова объявили умершим и поселили в доме Ирины Петровны Владыкиной под видом ее мужа. Проделать такой финт мог либо очень богатый, либо крайне влиятельный человек, приказу которого подчинились сотрудники службы исполнения наказаний или клюнули на его деньги. Максимову выправили новые документы на фамилию Никитин, а имя с отчеством оставили прежние. И понятно почему: человек, выпускавший на деньги супруги журнал, посвященный историческим анекдотам, не обладающий навыками шпиона, легко мог запутаться, лучше было не рисковать. Ларисе тоже оставили ее имя, но навряд ли она сейчас Горикова, небось фамилия у бедняжки теперь другая. Борис был ее брат, а не гражданский муж, как указано в анкете, сохранившейся в школьном архиве. Хотя… Вообще-то супруг и брат могли быть тезками.

Я остановилась у витрины булочной, глядя на пирожные и продолжая размышлять.

Что случилось пять лет тому назад? Почему учительница Горикова с Борисом очутились у Владыкиной? Зачем Ирина Петровна в это же время, взяв под опеку близнецов-подростков, вернулась в отчий дом? Что побудило Антонину Тарасовну покинуть Павлиново, едва в нем вновь появилась родная дочь?

Я отвернулась от витрины кондитерской, приблизилась к построенному явно в начале прошлого века зданию и нашла нужный подъезд. Квартира сто семь оказалась на первом этаже. На мой звонок дверь распахнулась сразу, на пороге, покачиваясь, стояла толстая деваха, замотанная в полотенце.

– Чч-чего н-нада? – прозаикалась она.

Мой нос уловил сильный запах алкоголя.

– Вы Лариса Николаевна Горикова? – спросила я.

– Ваще никогда, – икнула красавица, – застрелиться с таким именем. Так ч-чего н-нада?

– Я представляю кредитный отдел банка «Выгодный», – беззастенчиво солгала я. – Лариса Николаевна ссуду не возвращает.

– А я че? Я ниче! Не вв-видала ее… вваще…

– Танька, хватит орать, – раздался из-за спины девицы чей-то голос. – Или уходи, или заткнись. Ребенка мне разбудишь.

– А не хрена нищету плодить, – огрызнулась пьяница. – Надоел, Машка, твой визгун хуже горькой редьки, вопит цельную ночь.

Женщина, которую я по-прежнему не видела за монументальной фигурой Татьяны, возразила:

– Ты тут без прописки живешь, еще раз пьяной увижу, полицию вызову. И я тебе не Машка, а Мария Семеновна.

Деваха качнулась сильнее, схватилась рукой за стену и попятилась. На ее месте появилась девушка в спортивном костюме.

– Вы к кому? – спросила она.

– Ищу Ларису Николаевну Горикову, – ответила я.

Маша свела брови в одну линию.

– Нет здесь такой.

– По моим сведениям, Лариса проживает тут, – не сдалась я. – Она наследство получила, наша контора должна ее об этом уведомить, я принесла бумаги на подпись.

– Здо́рово, – с легкой завистью в голосе произнесла Мария, – мне бы так.

– Думала, у Гориковой отдельная квартира, а тут, оказывается, коммуналка, да? – продолжила я разговор.

– Здесь проходной двор, – сердито сказала Мария. – Видели соседку, которая вам дверь открыла? Вечно пьяная Таня живет с Виктором, оба клюкают каждый день. Причем на какие деньги, непонятно, оба не работают. Я тут после развода оказалась. «Справедливый» суд нашу с мужем однушку разбил на три части, и мне с дочкой удалось комнатушку купить только в этом клоповнике, на другое жилье денег не хватило, а ипотеку мне не дают, зарабатываю мало. Мрак! В квартире семь комнат, в пяти алкоголики живут, только мы с бабой Настей нормальные. Кстати, вот кто вашу Горикову знать должен, баба Настя. Она тут всю жизнь прозябает. Пойдемте, провожу…

Я обрадовалась и поспешила за Машей. Она подошла к двухстворчатой двери и постучала в нее. Потом, шепнув: «Постойте тихонечко», проскользнула внутрь.

Я покорно осталась в коридоре и начала рассматривать «пейзаж». Если сделать здесь хороший ремонт, то получатся роскошные апартаменты – на потолке видны остатки лепнины, на полу настоящий дубовый паркет, да и массивные двери остались с прошлых времен, у них старинные бронзовые ручки в виде медвежьих лап.

– Анастасия Яковлевна просит вас зайти, – церемонно заявила Маша, выходя в коридор.

Я вошла в комнату и не удержалась от возгласа:

– Какая красота!

В просторном тридцатиметровом помещении было два эркера, на полу затейливый орнамент из все того же дубового паркета, но он блестел от лака. Мебель смотрелась новой, хотя ее явно изготовили в начале двадцатого века. Большой круглый стол покрывала кружевная скатерть, а посередине красовалась ваза с живыми цветами, справа у стены темнел секретер, рядом высилась горка со стеклянными дверцами, вся забитая фарфоровыми статуэтками, кресла и стулья были обиты темно-вишневой тканью, которую держали золотые гвоздики, кровать пряталась в нише за полузакрытой занавеской. Но самое сильное впечатление производил потолок – на нем было изображено голубое небо с облаками, большая гора и боги Древней Греции. Я узнала Зевса, Артемиду и Гефеста.