На помощь пришла Яся, освоившая латынь от скуки, во время своих бесконечных ночных бодрствований. В приблизительном переводе текст звучал так:

«Стой, прохожий, чего ты так торопишься? Прочти, если ты умеешь, кого завистливая смерть поместила под этим изображением – Шекспира, чье имя венчает этот монумент и сообщает ему наибольшую ценность…»

– Обратите внимание, на надгробии указан псевдоним, а не подлинное имя, – встрял Снежко.

– Ну и что?

– В семнадцатом веке подобное не приветствовалось. – Сашка назидательно поднял кверху палец. – Положено было писать так, как в приходской книге, а он там записан как Шакспер. Похоже, для него сделали исключение. Пока вы тут прохлаждались, я попросил этого милого джентльмена показать мне запись в приходской книге. Все так и есть.

Аня с удивлением заглянула за Сашкино плечо и обнаружила там старичка весьма благообразной наружности.

– А он не знает, почему Шекспиру не поставили приличный монумент? Хотя бы в виде исключения? – язвительно поинтересовалась Аня по-русски.

– Возможно, это они сочли излишним. К моменту своей смерти Шакспер уже четыре года как покинул Лондон и не написал за это время ни строчки, а его слава была вовсе не так велика. Двадцать пьес из тридцати шести впервые напечатали лишь в тысяча шестьсот двадцать третьем.

– Откуда же они взялись?

– Кабы я знал – давно отхватил бы Нобелевскую премию. Но я не шучу. На смерть Шекспира не написано ни единой строчки, что также подтверждает мою версию.

– Смотрите, здесь еще одна дата! – заметила Яся, которая не принимала участия в перепалке, полностью поглощенная изучением памятника. – Тысяча семьсот сорок восьмой год. Что-то не могу сообразить, какое отношение эта дата имеет к Шекспиру? – пробормотала она, беспомощно оглядываясь на Сашу. Но тот лишь пожал плечами, потом быстро спросил что-то у священника, поскольку тот все еще топтался рядом. Выслушав вопрос, священник быстро залепетал в ответ. Все объяснилось просто – в тысяча семьсот сорок восьмом году памятник отреставрировали. Попутно выяснилось, что и его предшественник появился не сразу, а лишь шесть лет спустя.

– Но почему? – поразилась Анна.

Священник замялся – вопрос застал его врасплох – и ответил без удовольствия. Оказалось, что Уильям Шакспер не выделил себе на памятник ни копейки. Так бы и стоять могиле безымянной, но нашелся добрый человек, заказал надгробие у скульптора по имени Гаррат Янсен.

– А имя у доброго человека было? – спросила Аня, уже догадываясь, что услышит в ответ. Естественно, неизвестный сохранил инкогнито, да так хорошо зашифровался, что его не смогли опознать и за четыреста лет.

Вопросы любопытных туристов утомили святого отца. Забыв о смирении, он тихо улизнул в ризницу.

– Ну вот, – огорчилась Анна, – так мы ничего и не узнали. Сплошные загадки.

– Кстати, у меня есть еще одна для кучи, – оскалился Снежко. Он полез за пазуху и вытащил несколько мятых листков. Поначалу Анна решила, что это фото надгробия, которое Снежко предварительно скачал из Интернета. Но Снежко с презрительной ухмылкой развеял ее уверенность.

– Смотри внимательнее, – презрительно бросил он. Анна уставилась на рисунок.

– Но здесь совсем другой человек! – воскликнул Макс.

– И правда! – удивилась девушка. – Что это такое? Кто это? – Она растерянно переводила глаза с памятника на рисунок и беспомощно качала головой.

– Как это кто? – округлил глаза Сашка. – Шекспир. Или Шакспер, фиг его разберет. Гравюра тысяча шестьсот пятьдесят шестого года.

– За сто лет наш герой существенно потолстел, – заметила Яся, вглядываясь в аскетичное желчное лицо на гравюре. – Вы заметили, в первоначальном варианте вместо пера и бумаги покойный держал в руках какой-то мешок? Что бы это значило? Кто из двоих подлинный Шекспир?

– Думаю, что не тот и не другой, – серьезно ответил Саша. – Но если вы спрашиваете о том человеке, который родился и умер в Стратфорде, то, думаю, он перед вами. – Парень ткнул пальцем в рисунок, который Аня держала в руках.

– Что-то не похоже, чтобы этот тип мог написать хотя бы строчку, – поморщилась она.

– Зато на скупердяя – автора дурацкого завещания – он очень даже похож, – хмыкнул Макс.

– Из всего этого следует, что в могиле вовсе не тот Шекспир, которого мы знаем, – подвела итог Яся. – Это очевидно. Но тогда возникает вопрос: зачем вскрывали могилу? Что там могли искать? Не рукопись же «Ромео и Джульетты», в самом деле?

Нелепый памятник настолько приковал к себе их внимание, что надгробную плиту они разглядели как следует с большим опозданием. А между тем на ней также имелась надпись. «Добрый друг, – сообщали готические полустертые буквы, – во имя Иисуса воздержись откапывать прах, заключенный здесь. Благословен будет человек, который сохранит эти камни, и проклят тот, кто потревожит мои кости».

– Вам не кажется, что это милое предупреждение выглядит зловеще? – спросил Макс, оглядываясь.

– Обычная предосторожность, – хмыкнул Снежко, – вандализм процветал во все времена.

– Это в стенах церкви-то? – засомневалась Аня. – Кроме того, кому понадобится лезть в могилу скупердяя, который даже на собственный памятник денег зажал. Не будь того доброго незнакомца, мы сейчас и могилку бы не нашли. – Девушка взглянула на толстомордую скульптуру, и на ее лице отразилось сомнение. – Хотя, может, лучше бы оставил все как есть. Позору меньше.

– Ладно, согласен, – кивнул Сашка, – страшилка тут без надобности. Впрочем, тех, кто полез сюда накануне, она не отпугнула.

– Шутки с мертвыми всегда плохо заканчивались, – мрачно напомнила Яся.

– Расскажите это тем, кто прошлой ночью ушел отсюда безнаказанным, – усмехнулся Снежко. Яся неодобрительно покачала головой, а Аня показала ему кулак.

Некоторое время они молча переглядывались, явно не зная, что делать дальше. Расследование временно зашло в тупик. Все полученные сведения никуда не вели, только добавляя загадок и несоответствий.

– Может, попробуем договориться с полицейскими? – нерешительно предложил Макс.

– Так они тебе и расскажут, держи карман шире, – ухмыльнулся Саша.

– А мы попробуем. – С этими словами Макс подхватил слабо сопротивляющуюся Анну под руку и повел за собой. Яся придержала за рукав дернувшегося было следом Сашу. Тот дернул плечом, но послушно остался рядом.

– Чем займемся? – спросил он мстительно.

Яся ответила не сразу. Пока она медлила, в церковь вошла немолодая женщина с огромной корзиной крокусов и гиацинтов. Запах цветов заполнил просторное помещение. По внешности женщины легко угадывался человек, родившийся здесь и всю жизнь проживший в родной провинции. То была типичная англичанка. Руки земледельца, щиколотки балерины и лик состарившейся валькирии. Возраст не льстил ее лицу, в полумраке церкви казалось, что крючковатый нос почти дотянулся до верхней губы, превратившейся в нитку. Женщина подошла к ним почти вплотную, но не для того, чтобы заговорить. Не обращая на туристов ни малейшего внимания, она деловито принялась выкладывать цветы на алтарь, отбирая понравившиеся, чтобы расставить их в широкие серебряные напольные вазы.