Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– При чем тут они? – спросила Фиби, выбитая из размышлений.
– Они шли под восемьдесят третьим номером. Ты говорила, что после кошачьей крови эта кровь вкуснее всего, – пояснила Мириам.
– Вот оно что, – растерянно заморгала Фиби.
– Мы добудем тебе такой крови. Франсуаза сделает запас, но ты должна будешь попросить об этом. Сама. А пока не попросишь, придется довольствоваться кошачьей кровью, – сказала Мириам.
Боже, еще одна заморочка. Фиби не понимала смысла такого ритуала. Разве она не могла просто сказать: «Я проголодалась» – и пошарить в холодильнике?
Однако Франсуаза хорошо поняла слова Мириам и кивнула. Что ж, Фиби скоро узнает, зачем нужно это диковинное правило.
– Спасибо, Мириам. Пока мне хватит и кошачьей крови, – сдержанно ответила Фиби.
Она не представляла себя в ситуации, когда острый голод заставит ее броситься к Франсуазе и попросить: «Налей мне крови белой женщины среднего возраста».
– Посмотрим, – улыбнулась Мириам. – Идем наверх. Тебе пора учиться письму.
– Это я умею с детства, – с долей прежнего раздражения ответила Фиби.
– Конечно. Но нам хотелось бы, чтобы бумага не загорелась от избыточного трения, а ручка не вгрызалась в стол.
Мириам поманила ее к себе. Этот жест заставил Фиби вздрогнуть.
Первый раз в жизни Фиби с неохотой покидала кухню. Кухня казалась ей такой уютной. Она бы и дальше осталась в этой тихой гавани рядом с Франсуазой, выглаженным бельем, чистой посудой и шипящим утюгом. А наверху ее ждали беды и очередные экзамены, придуманные вампирскими учительницами с явно садистскими наклонностями.
Обитая сукном кухонная дверь закрылась за ней, и тут Фиби поняла, что нашла ответ на вопрос Франсуазы.
– Да, я рада.
Фиби вернулась в кухню раньше, чем успела подумать о возвращении. Фрейя и Мириам были правы: желание попасть в то или иное место являлось достаточной причиной, чтобы там оказаться.
– Я так и думала. А теперь иди. Не заставляй свою создательницу ждать, – посоветовала Франсуаза, махнув в сторону двери.
Казалось, она держала в руке не тяжеленный утюг, а невесомое перышко.
Фиби вышла. Когда дверь снова закрылась, Фиби услышала причудливый звук; нечто среднее между кашлем и фырканьем.
Это был смех Франсуазы.
25 мая
– Сидеть. Смирно. Ждать.
Из открытых окон слышался высокий, пронзительный голос сына. Филипп бормотал явную бессмыслицу, пытаясь подражать моим командам, которые я отдавала Гектору и Фаллону всякий раз, когда мы возвращались домой, чтобы не споткнуться о собак. Кухонная дверь приоткрылась, и после недолгой паузы вновь послышалось:
– Сидеть. Смирно. Ждать.
Аполлон прошествовал в кухню, невероятно довольный собой. Но у него не было и доли гордости, какую испытывал Филипп. Сын проковылял следом, держась за руку Мэтью. Вторая ручонка сжимала поводок Фаллона.
Вот только поводок не был прикреплен к грифону. Я насторожилась.
– Мамочка! – завопил Филипп, бросаясь ко мне.
Аполлон присоединился к объятиям, обвив нас крыльями и вереща от удовольствия.
– Хорошо прогулялись? – спросила я, приглаживая волосы Филиппа, которые вставали дыбом от малейшего дуновения ветра.
– Замечательно! – Мэтью нежно поцеловал меня. – А от тебя пахнет миндалем.
– Мы тут завтракали. – Я указала на Бекку, изрядно перепачканную джемом и ореховым маслом, но радостно улыбавшуюся при виде вернувшихся отца и брата. – Сегодня Бекка поделилась.
Такое поведение не было свойственно нашей дочери. Бекка сосредоточенно поглощала еду, и ей приходилось напоминать, что не все, выставленное на стол, предназначалось исключительно для нее.
Аполлон прыгнул на спинку стула Бекки и высунул длинный язык, ожидая угощение. Глаза-бусинки вперились в стол с остатками еды. Бекка предостерегающе прищурилась.
– Как вижу, Ребекка и Аполлон все еще выстраивают отношения, – прокомментировал Мэтью.
Он налил себе горячего кофе и сел, развернув газету.
– Смирно. Сидеть. Умница, – продолжал бормотать Филипп, приманивая грифона поводком. – Смирно, Полло. Сидеть.
– А давай-ка мы наденем нагрудник и позавтракаем, – предложила я сыну, забирая у него поводок. – Марта приготовила овсянку. Твою любимую!
Любимый завтрак Филиппа был светло-розового цвета: овсяные хлопья, слегка политые перепелиной кровью, толченые ягоды и много молока. Мы называли все это овсянкой, хотя ревнители традиционного блюда могли бы нас упрекнуть.
– Аполлон! Сюда! – У Филиппа кончалось терпение, и его голос становился все капризнее. – Сюда!
– Пусть Аполлон пообщается с Беккой, – сказала я.
Желая отвлечь сына, я взяла его на руки и стала качать, перевернув вниз головой. Увы, мои трюки лишь встревожили грифона.
Аполлон испуганно заверещал, взмыл в воздух и закружил вокруг Филиппа. Он похлопывал малыша по спине, стараясь успокоить. Сам грифон успокоился и опустился вниз, только когда Филипп уселся на свой высокий стул.
– Ты утром видела Маркуса? – спросил Мэтью.
Он вскинул голову и прислушался. Я не слышала ничего, что говорило бы о присутствии его старшего сына.
– Когда вы были на прогулке, он прошел через кухню и сказал, что сделает пробежку. – Я подала Филиппу ложку, но есть он не торопился и водил ложкой по миске, разбрасывая овсянку по столу. – Мне показалось, Маркус на пределе, – добавила я, поднося к губам чашку с чаем.
– Ждет очередных новостей из Парижа, – пояснил Мэтью.
Звонки оттуда поступали с интервалом в несколько дней. Фрейя говорила с Изабо, а затем та передавала сведения внуку. Пока Фиби держалась прекрасно. Были кое-какие огрехи, но все в пределах первых недель жизни вампира. Преданная Франсуаза поддерживала Фиби на каждом шагу. Я по собственному опыту знала: Франсуаза в лепешку разобьется ради успеха Фиби. Но Маркусу было не совладать с беспокойством.
– Маркус сам не свой с тех пор, как рассказал тебе про Обадию, – сказал Мэтью, однако связывал беспокойство сына с другой причиной.
Жестокая кончина Обадии была темой многих разговоров, которые мы вполголоса вели с Агатой и Сарой. В течение нескольких минувших дней Маркус постоянно возвращался к событиям 1776 года, добавляя новые подробности. Ему не давал покоя вопрос: можно ли было тогда избежать убийства отца, одновременно защитив мать и сестру от зверств Обадии?
– Нити, связывающие Маркуса с миром, изменили цвет, но по-прежнему запутаны и перекручены. Я думала попробовать какое-нибудь простое заклинание, сотканное со вторым узлом. У него в эти дни превалируют оттенки синего.