Маркус уже собирался одолжить Вандерслису свою винтовку, как в поле зрения появились двое офицеров в мундирах.

– Как все это понимать? – спросил капитан Маулдер, формальный глава филадельфийских Ассоциаторов, недовольно оглядывая место забавы.

Спутником Маулдера был лейтенант Катберт, костлявый человек лет двадцати пяти или чуть старше, явно с шотландскими корнями.

– Безобидное развлечение, сэр, – ответил Катберт, сурово глядя на Маркуса и Свифта.

Быть может, заверения Катберта и удовлетворили бы капитана, но тут Маулдер заметил обезображенный портрет короля Георга.

– Никак вы стащили портрет из колледжа в Принстоне? – спросил капитан. – Если так, портрет надо вернуть колледжу.

Свифт плотно сжал губы. Маркус вытянулся по стойке смирно.

– Сэр, капитан Хэмилтон утверждал, что это он повредил портрет, – сказал Катберт, перекладывая вину на человека, который лучше справится с последствиями. – По его словам, пушечное ядро угодило прямо в холст.

– Хэмилтон? – возмущенно переспросил Вандерслис. – Он тут вообще ни при чем, лейтенант. Мы втроем вырезали портрет из рамы.

Именно этого капитан Маулдер и боялся.

– Все трое – ко мне в палатку! Живо! – рявкнул он.

Маркус стоял перед капитаном Маулдером. По обе стороны от него замерли Свифт и Вандерслис. Лейтенант Катберт остался у входа, держа солдат полка на безопасном расстоянии от капитанского гнева, что не мешало им слышать каждое слово. Катберта очень любили. Спуску подопечным он не давал и в то же время игнорировал большинство распоряжений своего начальства. Это делало его идеальным командиром в Континентальной армии.

– Я бы вас всех хорошенько выпорол, – сказал капитан Маулдер, поднимая вверх обвислый холст с изуродованным лицом их бывшего короля. – Откуда, черт побери, у вас появилась мысль стащить картину?!

Вандерслис посмотрел на Маркуса. Свифт уставился в потолок.

– Мы хотели сделать из портрета мишень для стрельбы, сэр, – ответил Маркус, глядя капитану в глаза. Маулдер имел характер забияки и сейчас стремился выбить Маркуса из равновесия, но у того имелся опыт общения с подобными людьми. – Затея целиком моя. Вандерслис и Свифт пытались меня отговорить.

Вандерслис изумленно разинул рот. Все обстояло совсем не так. Тогда, в Принстоне, Маркус забрался на плечи Свифта и хотел трофейным английским штыком обезглавить портрет короля. Вандерслис его всячески подбадривал.

Свифт одобрительно посмотрел на Маркуса.

– А кто ты вообще такой, черт тебя дери?! – щуря глаза, спросил Маулдер.

– Мар… Гален Чонси.

В напряженные моменты Маркус мог выпалить свое настоящее имя.

– Мы зовем его Док, – подсказал Вандерслис.

– Док? Ты не из Филадельфии. Не припомню, чтобы принимал тебя на службу, – заявил Маулдер.

– Конечно не помните, капитан. Принимал его я, – непринужденно соврал Катберт, словно был завзятым лгуном. – Мой весьма дальний родственник из Делавэра. Хороший стрелок. Подумал, пригодится стрелять из мушкета, если что-то случится с пушками.

Эта история происхождения Маркуса была сплошной выдумкой, но она успокоила капитана. Теперь он знал, откуда Маркус появился у него в полку.

Маулдер развернул холст. От лица Георга III почти ничего не осталось. Глаза исчезли, рот превратился в зияющую дыру, а парик монарха потемнел от пороха.

– Что ж, по крайней мере в одном ваши слова правдивы. Этот парень – хороший стрелок, – согласился Маулдер.

– Док спас мне жизнь в Принстоне, – сообщил Свифт. – Выстрелил английскому солдату прямо в глаз. Иначе мне была бы крышка. А когда наш лейтенант обжег руку, Док ее лечил. Такой парень всегда пригодится в полку, сэр.

– А вот это что? – Маулдер взял в руки два медных полукруга, покрытых тонкой гравировкой. Их капитан обнаружил в заплечном мешке Маркуса, ища другие трофеи сражения в Принстоне. – Только не говори, что это медицинские инструменты.

– Квадранты, – ответил Свифт. – Вернее, будут таковыми, когда мы найдем все остальные части.

В дополнение к куску холста с головой Георга III Маркус прихватил эти два полукруга из модели Солнечной системы, стояшей рядом с помещением, где висел королевский портрет. Солдаты успели разбить стекло и повредить хитроумный механизм, показывавший прохождение планет по небу. Маркус сунул полукруги себе в мешок, поскольку они напоминали ему о матери и родном доме.

– Придется доложить генералу Вашингтону об этой стрельбе по мишеням, – вздохнул Маулдер. – Как бы ты, Свифт, объяснил случившееся?

– Я бы убедил генерала, что это сделал капитан Хэмилтон, – ответил Свифт. – Этот щеголь любит все приписывать себе, даже если и близко не стоял.

Свифт говорил сущую правду, и капитан Маулдер не стал возражать.

– Вы все убирайтесь с глаз моих, – устало произнес капитан. – Я скажу генералу, что лейтенант Катберт вас уже наказал. И вычту у вас из жалованья.

– Жалованья? – захохотал Свифт. – Какого?

– Благодарю вас, сэр. Я позабочусь, чтобы впредь такое не повторилось, – сказал Катберт, беря Свифта за загривок. – Приятного аппетита, сэр.

Вандерслиса, Маркуса и Свифта, вышедших из палатки, в первые мгновения встретила тишина. Затем начались похлопывания по спине, предложения глотнуть рома или джина и горделивые улыбки.

– Спасибо, Док, – произнес Вандерслис, радуясь, что избежал порки.

– А врал ты, Док, как настоящий ирландец, – заявил Адам Свифт, нахлобучивая шапку. – Я знал, что ты мне понравишься.

– Ассоциаторы заботятся о своих, – шепнул Маркусу на ухо Катберт. – Ты теперь один из нас.

С тех пор как в Хедли Маркус простился с Зебом и Джошуа, он впервые почувствовал, что не одинок.

Через несколько дней после разговора у Маулдера Маркус и Вандерслис сидели у костра. Вернее, у того, что в зимнем лагере Вашингтона называлось костром. Мокрые поленья отчаянно дымили и давали совсем мало тепла. У Маркуса закоченели пальцы на руках и ногах. Ветер был настолько холодным, что вначале обжигал кожу, а затем начинал жгучее проникновение в легкие.

Морозная погода не располагала к разговорам, но рот у Вандерслиса не закрывался даже на морозе. Единственной темой, на которую этот парень отказывался говорить, была его жизнь до момента, когда он примкнул к филадельфийской роте артиллеристов. Это стало основой дружбы, возникшей между Маркусом и Вандерслисом. Если большинство солдат только и говорили, что о своих матерях, девчонках, оставшихся дома, и родственниках-мужчинах, сражавшихся в других полках армии Вашингтона, Маркус и Вандерслис, казалось, родились в ноябре прошлого года. Все их воспоминания были связаны исключительно с Ассоциаторами: отступление с Манхэттена, за которым последовала потеря форта Вашингтон и сражение при Трентоне, случившееся в Рождество. Естественно, вспоминали они и сравнительно недавнюю битву при Принстоне.