– Иди. Мы подождем.

Даже не дослушав реплику до конца, мама поворачивается и следует за доктором по коридору. Ясно, что ее внимание полностью переключилось на отца, и я ее не виню. Мы все исчезли для нее, а папа в одночасье стал целым миром. Думаю о них, об их общей истории длиной в тридцать шесть лет, и вспоминаю, как мне было больно терять Трента, хоть мы и были вместе куда меньше. Представляю, каково будет потерять Колтона. Уверена, после долгой совместной жизни отношения воспримаются иначе. Так тяжело, когда твоя жизнь связана с единственным любимым человеком.

Райан садится обратно на стул. Ей, кажется, стало легче, но не до конца.

– Поверить не могу, что смеялась над ним. Просто… Все произошло так быстро. Я не успела ничего понять.

Бабуля поворачивается к ней и мягко говорит:

– Будет тебе. Что было, то прошло. Не расстраивайся. – Она берет Райан за руку. – Давай-ка прогуляемся.

Но сестра отбрыкивается, мотает головой и делает прерывистый вдох.

– Вставай, – произносит бабуля, на этот раз чуть строже.

Такое отношение моей сестре ближе. Она будто вспоминает, что давным-давно сказала то же самое слово. Райан сглатывает, кивает и подчиняется.

Бабуля смотрит на нас с Колтоном:

– Ничего, если мы вас оставим?

– Ничего, – отвечаю я, хотя совсем в этом не уверена.

– Хорошо. Мы ненадолго.

Бабушка обнимает Райан за плечи, и они выходят на улицу, и исчезают в сумерках.

Я наконец выдыхаю. Колтон садится рядом.

– Жутко, правда? – Он кладет руку мне на колено. – Но вроде бы твой отец будет в порядке.

– Жаль, что нет никаких гарантий. – Я искоса поглядываю на него.

Колтон сжимает губы.

– Никогда нет никаких гарантий. Так уж устроена жизнь.

Мы на мгновение замолкаем.

– Есть не хочешь? – спрашивает он. – А пить? Может быть, кофе или горячий шоколад? Я неплохо ориентируюсь в больницах.

Колтон улыбается, и я поверить не могу, как легко он говорит об этом. Наверное, потому, что не нужно больше держать болезнь в секрете.

– Не отказалась бы, наверное, от бутылочки воды, – тихим голосом отвечаю я.

– Сейчас принесу.

Колтон вскакивает на ноги. Он радуется, что может мне как-то помочь. Затем наклоняется, берет за подбородок, чтобы взглянуть мне в глаза, и хочет что-то сказать, но вместо этого нежно целует в лоб.

– Куинн, я… Скоро вернусь.

Он уходит, а я откидываюсь на спинку стула, засовываю руки в карманы, закрываю глаза и глубоко дышу. Стараюсь думать об отце, о словах доктора и о том, что, скорее всего, папа будет в порядке. Но вспоминаю Колтона в бледных вспышках молний, мою руку, лежащую на его груди, прикосновение его губ и дождь, который окутывает нас. Все это похоже на сон. Открываю глаза, и воспоминание растворяется во флуоресцентном больничном свете.

Проходит несколько минут. Я нащупываю в кармане толстовки что-то квадратное и достаю плотный лист, который сложен в несколько раз. Начинаю разворачивать листок и вдруг узнаю этот небрежно оборванный край, эту кремового цвета бумагу. Сердце начинает биться быстрее, и на меня вновь обрушиваются все мои тайны и гложущее чувство вины. Словно в наказание за то, что я наделала. Мне не нужно читать письмо, чтобы вспомнить его содержание. Я днями и ночами исписывала десятки страниц, пока наконец не выразила эмоции как хотела.

К горлу подкатывает тошнота. Я медленно разворачиваю письмо, как можно осторожнее, чтобы не порвать потрепанный листок, который явно пережил многое – не только сегодняшнюю грозу. Пробегаю взглядом по строкам. Смотрю на сгибы – я их не делала. Видно, что письмо сворачивали и разворачивали много раз, снова и снова. Чтобы оно помещалось в кармане.

Я вчитываюсь в слова. Они полны боли и печали, и мне кажется, будто я совсем не знаю человека, который их написал. Это была девушка, которая не хотела отпускать Трента. Которая не думала, что может вновь полюбить кого-то. И не догадывалась, что тот, которому она адресовала эти строки, докажет ей обратное.

– Что это ты делаешь?

Слышу голос Колтона и поднимаю голову. У него такой же потрясенный вид, как, наверное, и у меня.

Его глаза прикованы к письму, которое я держу в руках.

– Я…

Неумело пытаюсь сложить лист, но Колтон ставит две чашки с горячим кофе на пол и отбирает его. Поражаюсь такой резкости.

– Прости, – лепечу я. – Я не хотела… Оно было у тебя в кармане, и я подумала…

– Это не твое. Не тебе и читать, – говорит Колтон, и я не знаю, что хуже – его тон или жуткая ирония этих слов.

Смотрю на него, пока он складывает письмо, которое бог знает сколько времени носил в кармане, и не выдерживаю. Я не могу больше хранить все в секрете. Наконец нахожу подходящие слова. Произношу их со всей осторожностью, чтобы он не понял меня превратно:

– Это мое.

Колтон замирает. Бросает на меня непонимающий взгляд.

– Что?

Его голос так дрожит, что мне не хочется продолжать, но я должна.

– Это мое письмо. – Я сглатываю. Во рту внезапно пересыхает. – Я его написала.

– Ты… что?

Пытаюсь говорить спокойно, но мне не хватает воздуха.

– Я написала это письмо. Тебе. Много месяцев назад, после… – Мой голос прерывается. – После того, как с моим парнем произошел несчастный случай.

Эти слова, как и заключенная в них правда, невесомы, едва слышны, но Колтон прекрасно их понимает. И качает головой.

– До того, как я узнала тебя, – добавляю я и надеюсь, что эти слова все изменят. Но как только смотрю на Колтона, все становится ясно.

Он не отвечает. Стоит неподвижно и стискивает зубы. Встаю и подхожу чуть ближе к нему.

– Колтон, прошу…

Он делает шаг назад.

– Ты знала? – холодно спрашивает он. – Когда мы впервые встретились, ты знала, кто я такой?

К глазам подступают слезы.

– Да, – еле слышно говорю я.

Колтон направляется к выходу.

– Постой, – умоляю я. – Прошу! Дай мне объяснить…

Он поворачивается ко мне.

– Что тут объяснять? Что ты отправилась искать человека, которому пересадили сердце твоего парня? Что ты нашла меня после того, как я подписал документ, в котором прошу сохранить свою анонимность? – Гнев вспыхивает резко, словно молния над океаном. – Или что буквально пару часов назад ты сидела и слушала, как я говорю о своей болезни, а сама ничего не сказала? – Колтон замолкает, и выражение его лица меняется. Будто он вспомнил, что произошло потом. – Что из этого ты хочешь мне объяснить?