Прав был солдат Мироненко: его друг, ефрейтор Малиновский, не попал в Африку только потому, что в то время залечивал в госпитале открывшуюся на руке рану. Но по возвращении в часть был арестован и отправлен на работу в каменоломни Бельфора. Работать с незажившей рукой было крайне трудно, и в январе 1918 года Малиновский добровольно пошел служить в сформированный генералом Лохвицким Русский легион, сражавшийся против немцев в составе Марокканской дивизии. Легион особо отличился осенью 1918 года в боях на «линии Гинденбурга». После победы над Германией Русский легион был выведен в деревню Плер-сюр-Марн, где был расформирован. Оттуда русских солдат французское командование пыталось отправить на Родину в распоряжение генерала Деникина. Но Малиновскому удалось попасть в команду, которая в конце лета 1919 года была отправлена морем из Марселя во Владивосток. Она прибыла туда в середине октября. Там белые власти пытались сразу же включить их в состав армии Колчака, но группа одесситов, в которой был и Малиновский, решила пробиваться к красным. С большими трудностями они добрались но железной дорого до Омска, где проходил фронт между белыми и красными. В конце ноября Малиновский перешел по льду Иртыш и был задержан разведывательным дозором одной из частей Красной армии. Его документы — солдатская книжка на французском языке, русские и французские боевые награды дали красноармейцам основание считать, что перед ними переодетый белый офицер. Его хотели расстрелять на месте, но нашелся среди них благоразумный человек, который решил отвести пленного в штаб. Там местный врач, знавший французский язык, побеседовав с Малиновским, изучив его солдатскую книжку и награды, понял, что перед ним солдат Русского экспедиционного корпуса. Вскоре Малиновского назначили инструктором пулеметного дела части.

Хоть и утро было, а выпили мы с другом маршала за упокой души его родителей, за здоровье брата, что на Украине немцев бил, и пожелали «многая лета» Р.Я. Малиновскому.

«Чтобы разогнать тоску по Родине, — сказал я, — поезжайте на Украину, пока брат жив. И не бойтесь, вреда ему своим визитом не причините. Времена нынче другие».

В апреле 1959 года, перед отъездом в Москву, я заехал к Мироненко попрощаться. Привез ему фотоальбомы Москвы и Киева, бутылку родной «горилки», коробку «мишек» жене и пакет жареных семечек, оставленный украинской делегацией.

Прощаясь, он сказал, что твердо решил осенью поехать в Полтаву, а оттуда уж рукой подать до колхоза, где брат живет. Вскрыл пакет с семечками, понюхал: «Нс то что вкус — запах семечек позабыл, — сказал он. — Надо ехать!»

Кто-то из парижских знакомых в армянской диаспоре рассказал мне, что пожилой армянин, французский гражданин, хотел бы встретиться с сотрудником посольства СССР и переговорить о продаже имеющихся у пего картин Айвазовского и других русских художников.

Я попросил познакомить меня с этим человеком. Летом 1957 года владелец картин пришел в посольство. Я ждал его, так как заранее был предупрежден друзьями о его визите.

Мой собеседник назвался Филиппом. Он рассказал, что его родители бежали из Турции в 1915 году, спасаясь от армянской резни, и осели в Париже. Ему тогда было семь лет. Он вырос и получил образование во Франции, занимался бизнесом и прилично зарабатывал. Но главным делом своей жизни считал не бизнес, а коллекционирование картин И.К. Айвазовского. На это уходили все доходы и сбережения. И надо сказать, что в коллекционировании он преуспел. На день нашей встречи в его коллекции было сорок восемь полотен Айвазовского и пять картин, принадлежавших кисти других известных русских художников, в частности, Б.М. Кустодиева.

Филипп великолепно знал биографию Ивана Константиновича, с восторгом и уважением говорил о его учителе, французском художнике Ф. Таннере, великолепно владевшем приемами изображения воды.

Из рассказа Филиппа явствовало, что он одинок, оставить коллекцию некому и, будучи армянином, хотел бы предложить её Советскому Союзу, «единственной в мире стране, где армянский народ обрел свободу, государственность и равные права с другими народами».

«Поначалу, — признался Филипп, — у меня было намерение безвозмездно передать коллекцию в дар Армянской ССР, но я в таком возрасте, когда зарабатывать на жизнь становится трудно, а жить и даже картины покупать еще хочется, нужны деньги. Поэтому я предлагаю вам купить мои картины».

Упреждая мой вопрос о цене, он сказал, что просит за все пятьдесят три полотна шесть миллионов франков. Я не поверил ушам своим. Это была мизерная сумма. В те поры я, младший дипломат, получал в месяц около двухсот тысяч франков. А зарплаты в советских посольствах, по сравнению с посольствами других государств, были низкими.

Одновременно Филипп добавил, что если картины заинтересуют правительство Армении, он отдаст их за пять миллионов франков, ибо не стремится на них заработать. Ему просто необходимо обеспечить себе безбедную старость. Эти пять или шесть миллионов будут хорошей добавкой к пенсии и тем сбережениям, что у него еще сохранились. Мой гость сказал также, что каждая картина имеет заключение экспертов о ее подлинности. Все документы будут переданы вместе с коллекцией.

Назавтра я посетил Филиппа. Его квартиру было бы правильнее назвать выставочным залом. Все стены увешены картинами. Всюду морские просторы, парусники, живописные побережья.

Мебели в квартире почти не было. Только в одной из комнат стоял стол с дюжиной стульев, за которым в былые времена хозяин принимал друзей. В небольшом кабинете — широкая тахта, письменный стол с телефонным аппаратом и настольной лампой итальянской работы, да стеллаж с книгами и сувенирами.

Осмотрев экспозицию, я поблагодарил хозяина за его намерение продать картины нашей стране и заверил, что немедленно проинформирую об этом компетентные советские учреждения и надеюсь встретиться с ним в ближайшее время уже для конкретного разговора.

Вернувшись в посольство, я доложил послу С.А. Виноградову о встречах с Филиппом. Сергей Александрович проявил к этому живой интерес и поручил подготовить телеграммы в отдел культуры ЦК КПСС, а также в МИД и Министерство культуры СССР.

Я написал во все эти ведомства, что посольство считает целесообразным приобрести коллекцию Филиппа, отметив, что картины продаются по крайне низкой цене. Написал и о том, что если их купит правительство Армении, государство сэкономит миллион франков. Посол добавил к этому, что было бы желательно направить Филиппу от имени правительства Армянской ССР благодарственное письмо и подарок, изготовленный в Армении.

Через несколько дней я вновь посетил коллекционера, и не один, а с председателем Армянского общества культурных связей с зарубежными странами Бабкеном Аствацатурьяном. Он неожиданно для меня прилетел в Париж в командировку. Пришли мы к Филиппу не с пустыми руками. Бабкен Ашотович прихватил из своих «представительских» запасов пару бутылок лучшего армянского коньяка, кусок бастурмы и армянскую чеканку но меди.

Встреча двух пожилых людей, переживших 1915 год, две мировых войны и другие невзгоды, живущих в разных странах, но одинаково любящих Армению, их Родину, была радостной и трогательной.