и дымоходов Сохо. Весна распахнула свои двери. Близилось лето. Длинные дни, долгие вечера, вездесущее солнце, от которого нигде не спрячешься…

– Ладно, куда теперь? – спросила Лола.

Она вышла из магазина последней, с полной сумкой подписанных экземпляров «Крошечной кухни» и двумя книгами по самопомощи: «Сила неопределенности» и «Пришла, увидела, заказала печеньку».

– Домой, – сказала я.

– Я с тобой.

– Ты не обязана, правда.

– Ты только что издала вторую книгу! – воскликнула она. – Я куплю шампанское в супермаркете.

– Ты лучше всякого мужа.

Я подхватила ее под локоть, и мы пошли к метро.

– Сегодня я ночую у тебя. Знаю, в этом нет необходимости и ты не любишь делить кровать. Но мне хочется.

Я не стала возражать. Я знала, таким образом Лола недвусмысленно сообщает мне в завуалированной форме: «Возможно, из-за меня ты осталась последней одинокой женщиной, однако я все еще рядом».

Спустя бутылку шампанского и полбутылки ирисочной водки из морозилки я слушала обо всех любимых поваренных книгах Джетро. У Лолы был тяжелый случай одержимости: никакая тема не обходилась без упоминания имени возлюбленного («У Джетро такой же коврик для ванной, только серый!» – сказала она в один прекрасный момент, словно обнаружила наше с ним дальнее родство). Хроническая одержимость другим человеком – как если бы он поселился на улице, пролегающей прямо через центр вашей души – означает, что вы действительно необратимо, ужасно влюблены.

Мы высунулись из окна гостиной покурить, и тут открылась парадная дверь. Вышел Анджело, в халате и тапочках. Его длинные волосы были заплетены в безжизненную косицу, тонкую, как истертый браслет дружбы на руке девочки-подростка. В каждой руке он держал раздутый черный мешок с мусором. Сосед открыл зеленую корзину для вторсырья и сунул туда оба пакета.

– ЭЙ, КОЗЕЛ! – закричала я. – Наш мусор не заберут, пока ты это делаешь! Вытащи их!

Он даже не показал мне средний палец, как бывало раньше. Не удостоив меня ответом, он только глубоко затянулся сигаретой и с траурным видом побрел обратно в дом.

– На прошлой неделе Альма видела, как из открытого бака вылезла крыса, потому что мусор Анджело пролежал там целую вечность.

– То есть с ним стало еще сложнее? – спросила Лола.

– Ему все до лампочки, – сказала я. – Никак не могу найти на него управу. Его ничто не волнует. Ему плевать, что он кому-то досаждает или позорит себя. Трудный случай… Таких у меня не бывало даже с учениками-подростками.

– Удивительно, как ты еще не свихнулась.

– Я в этом не уверена.

– Да брось.

– Правда, Лола.

Я потушила сигарету и прямо из бутылки глотнула ирисочной водки, которая расплавленным сиропом скользнула по горлу. Я встала и поманила подругу в кухню. Она последовала за мной.

Я взобралась на стул и открыла шкаф над плитой.

– Смотри, – сказала я. Лола привстала на цыпочки. – Я начала забирать его посылки. Наврала курьеру, что он живет здесь.

– Зачем?

– Чтобы позлить его, как он злит меня.

– Ты гений. Чокнутый злой гений.

– Думаешь?

– Да. Сколько уже набралось?

– Три.

– Не боишься, что он узнает?

– Откуда? На сайте отслеживания указано, что они доставлены. Я нигде не расписывалась. Он сойдет с ума, убеждая службу доставки, что посылки не у него.

– Часами будет висеть на линии поддержки, – усмехнулась Лола.

– Долгими, долгими часами. Представь себе разговор…

– Все доставлено, сэр.

– Нет.

– Да.

– И где же они?

– У вас, сэр. Мы располагаем доказательством доставки! – воскликнула Лола, войдя в раж.

– Тс-с! – сказала я сквозь смех. – Может, он подслушивает. Однажды этот гад молча стоял у моей двери.

– Давай их откроем, – предложила она с внезапным азартом.

– Нет, нельзя.

– Да ладно! Разве ты не хочешь знать, что там?

– Нет. Наверняка какая-нибудь банальщина. Вроде новых мешков для пылесоса. Он же затворник. Выходит из квартиры только на работу. Всего раз я видела его с приятелем.

– Я открою, – не унималась она. – Давай их сюда.

Вооружившись ножницами, мы уселись на пол и вскрыли запечатанные коробки. В первой, самой тяжелой, лежали два больших металлических крюка.

– Для чего они? – спросила Лола. – БДСМ-реквизит?

– Нет, Анджело не настолько изобретателен, – сказала я, рассматривая крюк. – Понятия не имею.

Я развернула другой сверток, в котором обнаружился большой увесистый контейнер с белым порошком. «Нитрат калия», – прочла я на этикетке рядом с предупреждающим символом. – «Внимание: сильный окислитель. Хранить вдали от источников огня».

– Крайне подозрительно, – сказала Лола, вскрывая третий пакет. – Что это?

Она развернула пузырчатую пленку и достала длинный предмет, блеснувший серебром в кухонном освещении. В руках у Лолы лежал большой нож с тонким лезвием, около пятнадцати дюймов в длину, со слегка изогнутым концом и рукояткой из темного дерева, наподобие пистолетной.

– Господи.

– На кой ему сдалось мачете? – спросила Лола. Я взялась за рукоять и поднесла лезвие к лицу, чтобы лучше его рассмотреть. – Нина?

– Не знаю, – ответила я.

Лола развернула еще один нож – с удлиненным, толстым лезвием и резьбой на рукоятке – и положила его на пол.

– Похож на японский. Значит, он из якудза, – сказала она. – Давным-давно я смотрела про них документалку. Это японская организованная преступность, они ходят с зализанными назад волосами и отрезают себе пальцы. Ты должна на него заявить.

– Не могу, – сказала я. – Я украла его вещи.

– Покупать мачете незаконно.

– Думаю, покупать можно, запрещено только носить.

– По-твоему, он заказал их через интернет?

– Не знаю. Возможно, на каком-нибудь нелегальном сайте.

– Кажется, он планирует кого-то убить. Или, по крайней мере, серьезно покалечить.

– Мы этого не знаем.

– Нет, знаем. Асоциальное, странное поведение. Яд, ножи… Плюс он вечно торчит дома. Он что-то замышляет. Да это же сюжет «Таксиста».

– Положи их обратно в пакет, – сказала я, передавая ей ножи. – Не хочу на них смотреть. Я их выброшу.

– Нельзя, они могут стать уликами в будущем.

– Не смеши.

Но мне было не до смеха. Я не знала, сообщить ли о находке Альме или в полицию. Зато я не сомневалась, что при таком соседстве буду чувствовать себя в большей безопасности с двумя ножами в квартире. И еще я была благодарна Лоле за то, что мне не пришлось спать в одиночестве в ту ночь. Отныне я не собиралась кричать на Анджело из-за мусора. Теперь я имела дело не просто с кошмарным соседом, а с психопатом.

15

– «Материи Сартра», – объявила ма-ма. – Разве не здорово? Для нашего следующего литературного салона.

– А тема какая? – спросила я.

– Экзистенциализм! – ответила Глория. – Я оденусь Ницше.

– Ты нашла подходящие усы?

– В конце концов – да, – сказала Глория, доливая себе в бокал белого вина. – У Брайана остались от костюма Фредди Меркьюри.

– Когда это ты наряжался Фредди Меркьюри? – поинтересовалась мама, пуская по кругу тарелку с запеченными рулетиками из бекона с черносливом.

– На новогоднюю вечеринку несколько лет назад, – ответил Брайан.

Мы впятером сидели на пластиковых стульях вокруг стола в саду родителей и отмечали папин семьдесят седьмой день рождения. Мама неохотно позволила мне составить меню в рамках моего книжного исследования. Я выбрала все любимые папины блюда, особенно те, которые напомнили бы ему о детстве. Но отец ушел в себя: когда с ним заговаривали, он почти не отвечал, а если и отвечал, то с раздраженным видом.

– Кем нарядятся остальные? – спросила Глория.

– Энни – Симоной де Бовуар, Кэти – Достоевским, если найдет бороду, а Мартин выбрал образ «бытия» – по-моему, очень оригинально.

Я поглядела на папу, надеясь поймать усмешку в его глазах – он молча, не моргая, смотрел в пустоту. Его губы сложились в горизонтальную линию, лицо погасло, словно соединяющий его с миром штепсель выдернули из розетки.

– Ну, Мэнди, – сказал Брайан, беря еще один рулетик из бекона, – что нового в церкви с тех пор, как ты устроилась секретарем?

– О, сплошная политика, политика и политика, как обычно.

– Какие планы на следующий квартал? – спросила Глория.

– На той неделе проведем встречу вдов и вдовцов – думаю, будет забавно. Когда немного потеплеет, организуем развлечения на свежем воздухе: игра в шары и шоу кулинаров, волейбол и волованы, и тому подобное. Масса мероприятий.

– Масса аллитераций, – заметила я.

– Где моя мама? – вдруг раздался голос отца. – Где она? Мы не можем начать обед без нее.

– Вряд ли она