— Они не крысы, Лена, успокойся! И они уже ушли, нам больше ничего не угрожает.

С удивлением Олег обнаружил, что ему доставляет удовольствие успокаивать эту насмерть перепуганную женщину. Причем гораздо большее, чем то, которое он испытывал, наблюдая, как ее хорошо натренированное и по-своему красивое тело летало между столиками земного кафе, лишая жизни напавших на них боевиков.

Остаток ночи прошел спокойно, они чувствовали, что хорсты ушли и не собираются повторять нападение, но тем не менее оба не смогли сомкнуть глаз до самого рассвета. И причиной тому были уже совсем не хорсты.

Что-то новое рождалось между ними в глубине этой ночи. Случайные, непроизвольные касания, которыми Олег успокаивал Елену, незаметно для обоих перешли в ласки, и лишь вспомнив о своей неуловимой мечте, о девушке с фиолетовыми глазами, Олег приказал себе остановиться. Сделать это было нелегко, потому что он чувствовал, какое удовольствие доставляют Елене его прикосновения, и знал, что отказа не будет, как бы далеко он ни захотел зайти.

Лишь когда первые лучи медленного солнца фронты окрасили вершины дальних холмов, Олег ненадолго забылся тревожным сном и, как ему показалось, почти сразу же проснулся от того, что почувствовал на себе чей-то посторонний взгляд.

Елена спала, удобно устроив голову у него на коленях, а на поляне рядом с жуколетом, в каком-нибудь десятке метров от них, расположились трое бородатых мужиков, одетых в сермяжную домотканую одежду.

Двое были вооружены луками, хотя нападать, по-видимому, не собирались, потому что луки болтались у них за спинами, третий, вооруженный мечом, использовал его вместо кочерги, вороша угли в небольшом костерке.

Заметив их, Олег уже почти автоматически, не успев подумать о последствиях, попытался коснуться их разума и не почувствовал ничего. То есть абсолютно ничего. Словно коснулся камня.

В их мозгу не было ни малейших следов ментальной активности. Вот почему он вовремя не заметил их приближения… Старший из этой троицы, тот, что ворошил мечом угли, заметив, что Олег проснулся, сразу же обратился к нему:

— Извиняюсь, конечно. Но спать в этом лесу опасно. Здесь водятся не только хорсты, которых вы, Кажется, не боитесь!

Звук чужого голоса заставил Елену мгновенно Проснуться и вскочить на ноги. Она уже нащупала Кобуру со своим бластом, однако покидать спину жуколета, видимо, пока не собиралась, опасливо поглядывая на трупы хорстов.

Зато Олег мгновенно съехал вниз по крутой спине огромного жука, словно всю жизнь покидал воздушный транспорт таким странным способом. Сидевшие у костра люди не обратили на его приближение особого внимания. Во всяком случае, не стали сразу же хвататься за оружие, и это ему понравилось. Возможно, с этой троицей удастся договориться.

Не дожидаясь приглашения, он уселся напротив человека, которого сразу же принял за главного в этом маленьком отряде и, как выяснилось позже, не ошибся.

Этот человек был худ той особой худобой, которая скрывает под собой стальные мышцы. Его левую щеку пересекал глубокий шрам, а темные глаза смотрели на гостя спокойно и уверенно. Говорил он на интерлекте, языке, давно ставшем общим для всех разумных рас Галактики, довольно медленно, но вполне отчетливо.

— И откуда же к нам пожаловали такие странные гости?

— Вообще-то мы издалека.

— Из какого «далека»?

— Отсюда не видно, — усмехнулся Олег своей не слишком удачной шутке и продолжил, поскольку все трое сидевших у костра незнакомцев заметно напряглись, ожидая его ответа: — Вчера утром мы покинули «Голубой Цветок», так, кажется, его жители называют свой странный поселок, и направились в столицу. Но жуколет израсходовал весь запас энергии, и нам пришлось заночевать в лесу.

— Так вот откуда у вас ЖУК. Вы не похожи на цветочников.

— Мы не цветочники.

— Но вы и не вольные. На вас одежда цветочников, и вы умеете управлять ЖУКОМ. Зачем ты морочишь мне голову?

Секунду Олег раздумывал, затем решительно достал из кобуры игольник и протянул его на раскрытой ладони своему собеседнику. Судя по тому, что ни его поза, ни даже выражение глаз не изменились, он не предполагал, что этот предмет может быть оружием.

— Ты видел когда-нибудь у цветочников такое оружие? Оно пробивает хорстов насквозь.

— Ты хочешь сказать, что эта пустяковина может быть оружием?

Объяснять было бесполезно. Гораздо большее впечатление должна была произвести на нежданных гостей демонстрация игольника в действии, и Олег, сдвинув ограничитель на полную мощность, выстрелил по верхушке дерева, росшего на противоположной стороне поляны. Игольник тихо свистнул. И больше ничего не произошло. Все трое с недоумением смотрели то на Олега, то на дерево.

— Ты хочешь сказать, что эта свистулька является твоим оружием?

Но в это время налетел порыв ветра, и подрезанная верхушка дерева, отделившись от основного ствола, с грохотом обрушилась на землю.

Словно не веря собственным глазам, все трое подошли к ней и долго молча изучали срез, оставленный взорвавшимися иглами.

— Да, это оружие, — наконец подвел итог этому исследованию человек со шрамом. — О таком оружии мы никогда не слышали. Ты мог бы убить нас, не сходя со спины жука. Но ты этого не сделал, значит, ты не цветочник.

— Я не цветочник, — еще раз подтвердил Олег его очевидный вывод. — А что, те, кого ты называешь «цветочниками», имеют привычку стрелять в людей без всякого повода?

— Они называют нас «изгнанцами». Мы редко видимся с «цветочниками», но если это случается, в нас стреляют без предупреждения.

— В чем причина такой вражды? — спросил Олег, нахмурившись, он не мог поверить в то, что кто-то может выстрелить в человека без предупреждения и без всякого повода. Даже в схватках с ширанцами действовал особый кодекс чести, запрещавший открывать огонь без предупреждения.

— Ты действительно прибыл из места, «которое отсюда не видно», раз не знаешь таких элементарных вещей.

Вся троица неторопливо вернулась к костру, и Олег отправил свой игольник обратно в кобуру, от греха подальше, радуясь тому, что его новые знакомые не проявили к его оружию слишком большого интереса.

— Иногда в поселках цветочников рождаются ненормальные дети, — продолжил свой рассказ Ингруд, так звали человека со шрамом. — Эти дети не обладают способностью молчаливой речи и не могут отдавать команды цветку. Они неспособны получить от него даже глоток воды. Поэтому их изгоняют из поселка в лес, на съедение хорстам. Вот только хорсты нас не трогают, мы для них несъедобны, их интересуют лишь те, кто умеет передавать свои мысли. Со временем в лесу возникли поселения тех, кто не может жить вместе с цветочными паразитами.

Наши дороги редко пересекаются, но застарелая обида постепенно переросла в ненависть, и в конце концов мы стали отлавливать неосторожных цветолюбов, едва они покидали границы своего неприступного цветка.