– У меня сохранились фотографии с тех раскопок, – произнес он и положил альбом передо мной.

– Тут есть снимки моих родителей? – спросила я, почувствовав необъяснимый страх.

В бабушкином альбоме хранилась только одна фотография дочери. Маме на ней лет десять-двенадцать. Очень некачественная любительская фотография девочки в пионерском галстуке. А папиной фотографии вовсе не было. Да и бабушка не слишком распространялась о моем отце. Я еще маленькой думала, что он, видно, очень сильно ей насолил. Хотя и представить себе не могла, что такое можно сотворить, чтобы бабушка вообще не заводила разговор на эту тему.

– Вот они, – Петр Аркадьевич ткнул пальцем в первую же фотографию. – Как раз на раскопе.

Мои родители улыбались мне с пожелтевшей фотографии. Боже, оказывается, я – вылитый отец, а не мама, как всегда предполагала. Он – в распахнутой на груди ковбойке, стареньких шортах и в пилотке из газеты. Она – в выцветшей майке и неказистой панамке. Тоже в шортах. Оба – дочерна загорелые, с ослепительными улыбками. Очень молодые и счастливые. Они сидели на камне, папа обнимал маму за плечи, а рядом на корточках пристроился – я не поверила глазам – тот самый рыжий археолог, которого я видела во сне. Даже на черно-белом снимке я прекрасно разглядела веснушки, густо усеявшие его лоб и щеки.

– Кто это? – спросила я, едва справившись со спазмом, сдавившим горло.

– Это? – Петр Аркадьевич склонился к фотографии. – Это наш археолог. Волвенкин. Трагически погиб через год после той экспедиции. Выехал на мотоцикле на встречную полосу и – под грузовик! Его друг рассказал, что до самой гибели Волвенкин носил бронзовый перстень, который, вероятно, украл во время раскопок. На нем были какие-то знаки, я так думаю, магические. Считается, что они отпугивают посланцев Эрлик-хана – владыки подземного мира, или злых духов, которые похищают иногда души умерших. Но, видать, не отпугнули.

Петр Аркадьевич покачал головой и печально улыбнулся:

– Вас поразила его гибель?

– Нет, – едва выдавила я. – Здесь – другое! Он очень похож на моего знакомого…

Я так и не призналась своему собеседнику, при каких обстоятельствах видела этого человека. Наверно, побоялась, что он примет меня за сумасшедшую?

Но теперь я не сомневалась, что каким-то образом заглянула в прошлое. Но почему не видела родителей? Почему только рыжий бросился в глаза? Случайность ли это? Или знак свыше? Почему провидение, этот промысел божий, или, наоборот, чей-то непонятный умысел позволил мне побывать на раскопе? И что же такого страшного совершили мои родители, что их поступок до сих пор аукается дочери?

Раскрыть тайну тридцатилетней давности почти невозможно, если ее не смогли распутать по горячим следам. И все же я очень внимательно слушала Петра Аркадьевича, надеясь найти хоть какую-ту зацепку, но пока безуспешно.

Я чувствовала: он искренне верит, что произошла ошибка. Отец и мама невиновны. Возможно, они всего лишь жертвы роковых обстоятельств. Решили вдруг покататься на лодке, она перевернулась… А кто-то воспользовался случаем, свалив кражу на моих родителей. Скорее всего, следователи отрабатывали и такую версию… И все же стоило обратиться в архив, чтобы поднять уголовное дело. По крайней мере, я смогу убедиться, что Петр Аркадьевич не вводит меня в заблуждение.

Занятая размышлениями, я на какое-то время потеряла нить разговора. Но Петр Аркадьевич тут же заметил, что я не слушаю.

– Маша, вам плохо? – спросил он осторожно. – Устали?

– Нет-нет, все хорошо! – смутилась я и попросила: – Продолжайте, пожалуйста!

– Вслед за слуховыми у сотрудников все чаще стали появляться визуальные галлюцинации. – Петр Аркадьевич горько усмехнулся. – Я не стал исключением. Во время очередного похода за водой я вдруг почувствовал, что за мной пристально наблюдают. Боковым зрением я увидел темное пятно. На высоте примерно пяти-семи метров от земли передвигалось нечто, отдаленно смахивающее на человека, закутанного в ткань. Очертания его были слегка размыты, но при движении пятно изменяло пространство перед собой, и стволы деревьев искажались. Казалось, что я вижу отражение в воде…

– Боже! – сказала я. – Как долго это продолжалось?

– Секунд этак пять-шесть. Но мне чудилось – время остановилось. Ноги приросли к земле, я оцепенел от ужаса, но не мог оторвать взгляд от призрака.

– Днем?

– Призрак, фантом, зрительные галлюцинации… Как это ни обзови, факт остается фактом. Вернулся я в лагерь с трясущимися руками, без ведра, в полной прострации. На вопросы о том, что со мной приключилось, ничего не ответил, опасаясь возникновения паники в отряде.

– А для этого были предпосылки?

– Конечно, все были напуганы удивительными событиями, но до поры до времени это не вырывалось наружу. Нервозность присутствовала. Ко всему прочему мы с вашим отцом стали ссориться. Причину я вам объяснил – расхождение наших взглядов в оценке важности раскопов. Повторяю, он настаивал на разведке провала. В первое время я даже выделил ему трех сотрудников. Но почвы на провале оказались никуда не годные: глина, плывун. Ничего там не нашли, кроме старых бревен, вероятно, остатков перекрытия какого-то помещения. Я полагаю, что клад Терскова существовал на самом деле, но его то ли вывезли, возможно, по приказу владельца, то ли разграбили неизвестные бугровщики лет этак двести назад. А плиты за ненадобностью побросали.

– Но ведь они выстилали стены провала?

– Это мы знали только со слов участкового. К тому времени, когда мы появились на провале, там оставались три плиты, которые валялись в беспорядке. Позже ваш отец отыскал еще с десяток, но тоже не все. Я ж говорил, местные жители растащили их на свои надобности. А раскопки на древнем могильнике недалеко от провала продвигались весьма успешно. Мы обнаружили многочисленные погребения с богатым инвентарем. Это, поверьте, важнее, чем поиски мифических сокровищ. Я бы просто вылетел с работы, если бы пошел на поводу у ваших родителей.

– Мама полностью поддерживала отца?

– Естественно, но тем не менее большую часть времени она отдавала раскопкам на могильнике. Кстати, именно она обнаружила ту самую золотую гривну – знак княжеской власти. В тот же день у нас состоялся крупный разговор с Володей. Мы сильно поскандалили. Я показал ему находку – наглядное доказательство важности раскопок. Он вспылил, обозвал меня ретроградом. Я тоже не сдержался. Пригрозил, что выгоню его из отряда… Володя в сердцах написал заявление… Я его порвал… Словом, разбежались в разные стороны. Вечером он не пришел на ужин, но я видел: Аня отнесла ему миску с кашей в палатку. Она была сильно расстроена, прятала глаза, но я все равно заметил, что она плакала.

Петр Аркадьевич вздохнул и потянулся к трубочке. Затем, взглянув на меня, махнул рукой:

– Да курите уже, Машенька! У меня тут запросто. Ворчать некому.

Он помолчал долю секунду и заговорил снова: