Молодцов прикинул расклад, глядя в щель между баррикадой и держа щит над головой. Копченых собралось не меньше большой сотни, то есть минимум сто двадцать – сто тридцать сабель. А на корабле, если считать вместе с приказчиками и челядью, наберется без малого полусотня. «Лебедушка» со своими высокими бортами вполне может сойти за крепость, так что расклад не такой плохой. Не спешить степняки не могут, Киев рядом, заставы тоже, в любой момент могут гридни нагрянуть. Но впереди ночь; если копченые обойдут с тыла, взберутся на отвесный берег или их больше сотни и они решат рвануть всей силой… тогда дело будет кисло.

Однако Воислав был спокоен, неторопливо обходил строй своих воинов в тылу, одной твердой, но в то же время легкой походкой внушая уверенность.

Копченые вдруг перестали кружить по льду, мерзко заверещали, резко рванули прямо к ладье, выпустив перед собой смертоносный вал.

Воздух наполнился высоким, действующим на нервы звуком, а потом будто из пулемета дробный стук: та-та-та…

И от этого звука можно было отвлечься, если бы не вибрация, идущая от бортов, палубы, щитов в руках, говорящая: это бьют стрелы, каждая из них может стать последней для кого-то.

Степняки как нахлынули, так и откатились назад, словно прилив, но и отступая, они умудрялись метать стрелы; один из приказчиков Путяты, думая, что опасность уже миновала, приподнялся над бортом выстрелить из своего охотничьего лука (куда полез?) и словил одну такую в грудь. Его, еще живого, оттащили в трюм.

А степняки продолжили крутить свою карусель, только уже на расстоянии одного перестрела. Стрелять пока не спешили, возможно, экономили или готовили для решающего штурма стрелы. Обережники тоже ждали, хотя у них теперь стрелы, вон вся палуба и мотки с канатами истыканы, бери скока хочешь.

Данила решил прикинуть, сколько все ж таки всего набежало копченых, считая мелькающих в карусели всадников. Вроде около полутора сотен наберется, но нападать все равно пока не рискуют, выжидают чего-то. А может, боятся? Словно в насмешку еще одна стрела со свистулькой в его щит.

– По шуйце обходят, – крикнул кто-то с кормы.

– Айлад, Бенем, по одной стреле каждые пять ударов сердца, – распорядился Воислав. – Остальным из луков не стрелять. Обережники, готовьте сулицы.

– Послушай, брат, – тронул плечо Клек, – как только я тебя толкну, ты приподнимаешься, сам встаешь боком, а меня прикрываешь слева.

– Понял, сделаю, – твердо ответил Даниил. Этот прием они не раз отрабатывали на тренировках, но лишний раз повторить все перед атакой никогда не лишне.

Степняки еще раз плюнули стрелами, частая дробь заставила сильнее сжаться за щитом. А на ладье вдруг завыл волк! Воислав подавал сигнал своим, и не только, обережники завыли, заорали вместе со своим батькой так, что даже тренированные боевые кони печенегов сбились с шага.

Данила почувствовал легкое касание плеча сквозь доспехи. Поднялся синхронно с Клеком, даже не глядя на него, услышал только негромкий возглас «хэк» и свист рассекаемого воздуха. Обережники нырнули обратно за борт «Лебедушки». Дикое ржание лошади – свидетельство, что сулица не пролетела мимо.

Копченые не стали переть по оставшейся целине к крепкой высокобортной ладье, а взяли в сторону, одновременно утаптывая снег, и…

– Арканы, – отчаянно закричал кто-то, и почти сразу Данила, даже сквозь шум боя, услышал странный звук, будто вдалеке завибрировала толстенная струна, и вроде как «Лебедушка» тут же шевельнулась.

– Даниил, за мной, – отрывисто приказал Клек.

Молодцов, пятясь назад, как-то умудрился прикрывать варяга, который рванулся к корме. Раздались частые удары по дереву. Оказалось, перерубить арканы кочевников непросто даже матерому варягу.

«Лебедушка» вновь чуть покачнулась и немного накренилась, как будто на бортовую волну наскочила.

– Вся челядь на правый борт! – прокричал Воислав.

Данила чуть повернул голову и увидел, что Клек разрубает не петли арканов, а вырубает из «ракушки» на корме впившиеся в дерево крючья. Через секунду в щит опять дважды ударило. Одна стрела пробила щит, но только лишь натянула кожу, нашитую изнутри, а вторая насквозь прошила дерево и вылезла чуть ли не с ладонь снаружи, прямо напротив лица.

Не успел Данила удивиться, как его щит буквально лопнул, а в широкой расщелине застряла стрела со странным, очень и широким, и толстым наконечником, похожим на долото. Пока разум осмысливал происходящее, тело распорядилось само без подсказки. Кисть крутанула щит за поперечную рукоять, хват на миг разжался и сжался. И вот Данила держит щит уже целой половиной напротив лица, а разбитая нижняя кромка прикрывает ноги, что на корабле не так критично.

Хруст, треск, над ухом раздался щелчок не хуже выстрела, и еще один крюк вылетел из дерева.

– Чисто, – крикнул варяг. – Уходим, – и на бегу: – щит Даниилу, из трюма, быстро.

Позаботился он о друге. Сам Молодцов об этом как-то не думал, хотя успел словить еще несколько стрел. Обережники вдвоем снова заняли положение пригнувшись за бортом, подняли щиты наискось, чтобы принимать летящие навесом стрелы, это не так опасно.

Спроси кто у Молодцова, что происходит кругом, он бы ответить не смог. Все слилось в сплошную непонятную круговерть, наполненную звуками и криком. Он сам ничего не видел, кроме изредка мелькающих всадников в узкой щели, промежутке между бортом и щитом. Да и тогда удавалось разглядеть лишь смазанный силуэт в окружении снежной крошки.

Степняки отошли, наверное, решили дать передохнуть коням, пополнить запас стрел. У самих обережников щиты не сказать чтобы заканчивались, но тоже многие были изрядно побиты. Следующая атака, похоже, будет решающей:

снег копченые притоптали, на крепость купеческих охранников проверили.

– И чего это Хоревой баловать начали, совсем бошки отморозили, – сказал кто-то из гридней Олешья, только не сам Айлад. – У, волчья сыть копченая.

– Это не Хоревой, – быстро подал высокий голосок Бенем.

– Верно говорит наш волчонок, – согласился Шибрида, легко так и непринужденно удерживая щит. – Это Цопон.

– А что они тут забыли, это же не их кочевья? – удивился Путята.

– Не их, но они пришли, значит, захотели поживиться, значит, у них дело здесь какое-то имеется и у того, кто их сюда привел. Батька, позволь с копчеными поговорить?

– Добро.

– Да, не ожидал я тут встретить старых родичей, – грустно сказал Клек. Данила сначала не понял о чем.

А Шибрида выпрямился во весь рост, громко проорал несколько фраз на гортанном языке.

Из рядов степняков выехал всадник, привстал на стременах, крикнул в ответ на вполне понятном словенском:

– Неужто сам северный скороход к нам в стаю пожаловал?

– Вот сколько тебя знаю, Гирза, – ответил Шибрида тоже по-словенски. – Меда Одина в тебе ни на грош, ни одного нормального кенинга[8] придумать не можешь.