erch! Это там, где правит король Лот со своей ведьмой-королевой! Говорят, жуткое место, и ужасно далеко. [Ynysoedd erch (валл.) — название на валлийском языке Оркадских (Оркнейских) островов.]

— Довольно далеко, — согласился я, — только ничего такого жуткого там нет.

— Да уж! Тебе что, не приходилось слышать истории про короля Лота, сына Кормака? Или про королеву Моргаузу, дочь Утера? А может, ты их даже видел? Знаешь, от этих историй кровь холодеет. Вот уж ни за что бы не хотел повстречать их живьем! Я так сыну и говорю... — и он принялся рассказывать о своем сыне, двенадцатилетнем парне, обожавшем Артура. Конечно, сын собирался стать героем.

Я с улыбкой выслушал длинный рассказ о трудностях земледелия и о кровной мести, в которой оказался замешан его клан лет двадцать назад. Как я уже упоминал, он был разговорчивым человеком.

— Нет, ты не подумай, будто я верю всем этим россказням! — добавил Сион. — Мужики о чем только не треплются. Лишь бы почуднее. Так им кажется интереснее. Вот сейчас на всех рыночных площадях рассказывают о Пендрагоне такое, что еще лет десять назад все бы ухохотались. А теперь он Верховный Король. Слыхал, церковь налогом обложил?! Глупцы дергают себя за бороды и всему верят. А я — нет, я добрый христианин, чего мне над церковью потешаться? — Он испытующе взглянул на меня, помолчал, а потом продолжил: — Но мне, конечно, интересно, правду ли говорят про короля и королеву с Ynysoedd erch?

— Видел я их, — с неохотой отвечал я.

— Ух ты! Правда? Говорят, королева-то — ведьма, самая что ни на есть, да еще сестра Пендрагона. И родилась здесь, в Думнонии, но я-то ее, понятное дело, не видал никогда. И что, правда, такая красавица?

Я подумал о леди Моргаузе, Королеве Тьмы, давно уже не человеке. Тупо уставившись на свои руки, я забыл о дороге, о спутнике, о Камланне, да и обо всей Британии, полностью уйдя в воспоминания. Тележное колесо скрипнуло особенно громко, и я очнулся. Свет небесный! Да что же, я никогда не освобожусь от этой памяти?

Сион пробормотал что-то себе под нос и сделал тот же жест рукой, который я уже видел у рабов Кердика.

— Ты что-то спросил? — рассеянно пробормотал я, очнувшись от размышлений.

— Не, ничего! — Сион махнул рукой, но все же остановил кобылу, повернулся и внимательно посмотрел на меня. — Сдается мне… — он снова замолчал. — Знаешь, какой-то ты странный, Гавейн.

— Что ты имеешь в виду? — спокойно спросил я, глядя ему в глаза.

Сион помотал головой и тряхнул поводьями. Кобыла тронулась с места.

— Да нет, свет, наверное, так падает… — пробормотал он. — Не обращай внимания.

Я улыбнулся, мои пальцы сами собой легли на рукоять Каледвэлча. По крайней мере, ему неловко было думать, что я не совсем человек.

— Нам туда! — прежним беспечным тоном заявил он.

Мы снова повернули на запад. От главной дороги отходила еще одна, на восток, в обход города. Лучи полуденного солнца четко обрисовывали деревянные и глинобитные домишки предместий, создавая впечатление хрупкости и невесомости, словно они парили над болотами. Крутой холм возвышался над местностью. У меня перехватило дыхание. Здесь очевидно было место силы, но что уж совсем необычно, сила эта была разного рода.

Кобыла Сиона прибавила шаг. Наверное, она торопилась в обещанный хлев. Собственно, ради нее Сион и намеревался остановиться в Инис Витрин, вместо того чтобы ехать до Камланна. Телега все-таки была тяжело нагружена, и фермер не хотел выматывать лошадь. Я с грустью подумал, что Цинкаледу понадобилась бы пара часов на весь тот путь, который мы проделали за день. Но Цинкалед заслужил свободу.

Мы пересекли мост через речку Брив, так назвал ее Сион, и вступили на земли Стеклянного Острова. Огромный холм возвышался над нами, крепость на его вершине сторожила окрестные болота. Крепостью командовал вассал Констанция Думнонского. Сион не рассчитывал здесь на гостеприимство, поскольку права гостей здесь имели лишь воины и мастера-ремесленники. Простые путники останавливались в монастыре на склоне холма, к востоку от крепости, посреди заброшенного римского города.

Сион подъехал к воротам монастыря, слез с телеги и позвонил в железный колокол. Через несколько минут подошел монах и осмотрел нас через щель в двери.

— Кто ты и чего хочешь? — как-то не очень приветливо спросил он.

— Сион ап Рис, фермер. Прошу приютить нас на ночь.

— А-а, фермер? Ну, заходи, — монах открыл дверь. — Ночь в Инис Витрин обойдется вам… э-э… что в телеге?

— Что значит — «обойдется»? — вскинулся Сион. — Какое же это гостеприимство?

— А вот такое, — обидчиво ответил монах. — Такое вот гостеприимство в монастыре, который тиран обложил налогом! Так что в телеге?

— Пшеничная мука, — угрюмо ответил Сион.

— Ну, стало быть, гостеприимство обойдется тебе в мешок муки.

— Мешок! — завопил Сион. — Целый мешок. Да за мешок муки я мог бы двух кур купить!

— Ты собрался грабить святую Церковь, свою мать? Думаешь, Бог настолько щедр к своим слугам?

— Я думаю, что Бога порадовала бы щедрость его слуг, — проворчал Сион. — Давай так: десять фунтов муки — больше я не могу себе позволить.

— Три четверти мешка… — тут же отреагировал монах.

Через некоторое время договорились, что за полмешка муки нам выделят место на ночь и поставят кобылу в стойло.

— Так. А кто это с тобой? — требовательно вопросил монах. — Вряд ли это твой сын. Не похож ничуть.

— Я просто попутчик, — скромно сообщил я.

— Тогда платишь отдельно, — с удовлетворением заявил монах. — У тебя тоже есть мука?

— Нет…

— А тогда чего же ты шляешься по дорогам? — удивился монах.

— Я иду, чтобы предложить свою помощь Пендрагону.

— Пендрагон! — монах даже зарычал от едва сдерживаемого гнева. — Да у этого ублюдка Артура уже столько народа, что девать некуда. Зачем ему еще один? И на что он их кормить собирается?

— Недавно у саксов отбили много добра, — миролюбиво сказал я. — Войска Пендрагона должна кормить вся Британия. Ты когда-нибудь встречался с саксами?

— Зачем это мне встречаться с саксами? — удивился монах.