Судя по всему, поезд и впрямь подъезжал к пункту назначения. По плацкартному вагону туда-сюда ходили люди – сдавали постельное белье, стаскивали с багажных полок сумки и чемоданы, сверялись с расписанием, в нетерпении отсчитывая каждую пройденную станцию.

Мои соседи уже закончили с этой суетой и, вполне собранные, устремили все силы на то, чтобы разбудить меня. Я тупо смотрела на них, слабо понимая, что происходит. Похоже, сосед у меня был только один – мужчина средних лет с удивительно бесцветной внешностью, а женщина, помогающая ему меня разбудить, просто проводница, которой совсем не улыбалось отвечать по прибытии за оставшееся в вагоне спящее тело.

– Вы хорошо себя чувствуете? – поинтересовалась она. Видимо, видок у меня был еще тот.

– Нет, конечно, – ответил за меня мужчина. – Проспать больше суток – кто же себя хорошо чувствовать будет! Кофе хочешь? – обратился он ко мне с возмутительной фамильярностью.

Но мне было не до возмущений, и я молча кивнула. Смирение принесло пользу: через две минуты в моих руках была большая кружка с дымящимся кофе. Всего несколько осторожных глотков притупили головную боль и привели мысли в более или менее приемлемое состояние, а когда я прикончила немалую порцию и получила добавку, то самочувствие и вовсе приблизилось к отметке «отлично».

Все то время, пока я пила кофе, мой сосед почти непрерывно что-то говорил, но я особенно не прислушивалась. Несмотря на щедро пожертвованный кофе, этот субъект неопределенного вида и возраста мне совсем не нравился.

Однако когда в голове воцарился относительный порядок, и мне стали прямо адресоваться вопросы, пришлось поднапрячься и хотя бы немного поговорить. Необходимость этого не особенно меня расстроила – построение ответов помогало еще теснее сблизиться с реальностью. И что со мной творится, – думалось мне. Как будто проспала несколько сотен лет и проснулась в совершенно другой эре. Иначе, почему на простые в общем-то вопросы приходилось отвечать с таким немыслимым трудом, пытаясь сообразить, каковы они должны быть, эти ответы?

– Ты зачем в столицу едешь-то?

Вот, пожалуйста, логичный и до абсурда простой вопрос, но я уставилась на соседа с тем же тупым удивлением, с каким посмотрела ни них с проводницей после пробуждения. Память моя лихорадочно заработала, выискивая причины моей поездки и заставляя внутренне холодеть, потому как ни одной не находилось.

Я совершенно точно помнила, что твердо решила – мне нужно уехать. Помню, как покупала билет. Уже совсем смутно – как садилась на поезд…

– На учебу? К родственникам? – не отставал сосед.

Час от часу не легче! Я похолодела еще сильнее. Я кому-нибудь сказала о своем приезде? По существу, куда я вообще ехала? Вот придет сейчас поезд – и что дальше? Какие у меня дела в этом огромном городе? С чего мне вздумалось так резко уехать? Все эти безответные вопросы вихрем пронеслись у меня в голове, окончательно создав там подобие вязкой кашицы.

– К друзьям, – выдавила я из себя.

Да, верно, подумалось мне. Сойду с поезда, успокоюсь как следует, а там позвоню кому-нибудь, благо есть кому, попрошу приютить. Нет, ну что за бред, уму непостижимо. Я ведь помнила свое твердое, непоколебимое решение, которое могло быть вызвано только какой-то определенной целью. Но цели решительно не вспоминалось. Что я тогда здесь делаю?

– И что, родители отпустили? – никак не желал угомониться сосед.

– Одна живу, – коротко ответила я.

– В таком возрасте и совсем одна? – изумился мужчина. – И что? Не страшно?

Перед моим мысленным взором пронеслись долгие месяцы моего одинокого бытия. К моему удивлению, ничего конкретного в этой череде не было – все больше размытые образы, будто бы поглощенные плотным туманом, почти забытые воспоминания о Механической Вороне (она-то тут при чем?), какие-то странные истории, чьи-то голоса. С ума я начала сходить, что ли? Или мне просто снилось невесть что, и теперь обрывки этих сновидений накладывались на мои бесконечные однообразные будни, проведенные за компьютером и книгами? Скорее всего.

– Не страшно, – сказала я и почувствовала, что покривила душой. Почему-то мысли о том, что я оставила за собой, были мне неприятны, словно там присутствовало нечто действительно пугающее. Но что? Или все это опять были порождения не в меру долгого сна?

Сосед продолжал что-то говорить, но я уже почти не слушала, только кивала время от времени, создавая видимость внимания. Неясное волнение, сильно приглушенное не то долгим сном, не то моей знаменитой апатией, продолжало смущать мои мысли. Зачем я была здесь? С чего мне взбрело в голову уехать вот так вдруг, никого не предупредив, ничего толком не запланировав?

Лишь много позже я в полной мере осознала, насколько это было необычное и тревожное состояние, но тогда я не смогла оценить свое странное поведение. Ощущения у меня были такие, словно я все еще не совсем проснулась, и потому понимание того, что я зачем-то уехала за полторы тысячи километров от дома с минимальным набором вещей, никого не предупредив, без всякой подготовки и страховки, не вызвало желания, скажем, обратиться к врачу или в милицию с просьбой помочь вернуться домой. Возвращаться мне почему-то категорически не хотелось. Я чувствовала себя беглецом, хотя и сама не знала, в чем тут дело. Я действительно жила одна, некому было меня тиранить, и круга знакомых, считай, уже не существовало… В последние месяцы я точно ни с кем не общалась. От кого же вздумалось бежать? Неясно. Разве что от собственной апатии, но кто бежит от подобного в другой город?

Люди, таща за собой свои сумки, уже начали пробираться к выходу. Вскоре поезд остановился. Мой сосед, видимо, обидевшись на мою неразговорчивость, коротко бросил «пока» и тоже ушел.

Я сидела еще с четверть часа, пока проводница не заглянула в вагон, чтобы проверить, не остался ли кто. Чувствуя себя полной дурой, я последняя выбралась на перрон и по старой привычке огляделась. Почти все уже разошлись, и меня, конечно, никто не ждал. Да и кто мог меня встретить? Никто не знал, что я здесь.

На улице было холодно. Не прошло и пяти минут, как я продрогла. Несмотря на март, весна не торопилась вступать в свои права – снег и не думал таять, стоял дикий холод, небо заполонили тяжелые черные тучи, наверняка готовящиеся извергнуть из себя солидные порции снежных хлопьев в придачу к тем, что уже лежали на земле.

Кое-как стряхнув с себя оцепенение, я с немалым трудом собралась с мыслями и вошла в здание вокзала. Там, в относительном тепле, я постаралась оценить обстановку, которая, понятно, представлялась совсем невеселой. Со мной была только небольшая сумка с вещами первой необходимости, при этом – ни грамма чего-нибудь съестного. К слову говоря, я крайне плохо помнила, как ее собирала, и совсем не могла найти в памяти воспоминаний о том, чем при этом руководствовалась. С деньгами дело тоже обстояло неважно – удручающе малое количество купюр сообщило мне, что я могу рассчитывать только на обратный билет и пару-другую скромных посиделок в недорогих кафе, но не более того.