— Ну, что делать? Пойдем посмотрим, что там за народ. И послушаем, на каком языке они разговаривают. Очень далеко отсюда?

— Нет, минут пятнадцать хода.

Уже подходили к месту, указанному Штефырцей, как впереди взревел двигатель грузовичка, и рев стал понемногу удаляться. Стало понятно, что машина продолжила свой маршрут. Хорошо, значит, остались одни всадники и те, кто жил в домике.

Каково же было их разочарование, когда, подобравшись поближе, они узрели мирно стоящих у коновязи восемь лошадей и двух пожилых мужчин, о чем-то беседующих за столом, расположенным под тенистым навесом. Перед каждым собеседником стояло по вместительной кружке, смахивавшей на пивную. Ни грузовика, ни веселых молодых людей, ни пленников не было.

— Черт! — сказал Шишов, стукая кулаком по земле. — Выходит, грузовик их всех забрал! Лошадей оставили отдыхать, а сами решили с ветерком прокатиться.

И это было именно так. Как ни всматривались бойцы в представившуюся им картину, никого из тех, кто им требовался, они не увидели.

Дело, похоже, затягивалось. Ничего теперь не оставалось, как брать этих двух толстяков и допрашивать. Их не должны были скоро хватиться, поскольку машина только что уехала. Оружие при них имелось, правда, только одна винтовка старого образца стояла, прислоненная к лавочке. Места здесь глухие, без оружия никак нельзя. Только сомневался Евгений, что дядька, к которому ружье стояло поближе, так уж проворно его схватит. Не та у него была комплекция.

Все и получилось чисто. Подобравшись поближе, Толик и Леня выскочили с автоматами наизготовку, гаркнули по-испански: «Манос арриба!» — «Руки вверх!» Отдыхавшие руки подняли, не сделав даже попытки сопротивляться. Сидели и спокойно смотрели на неожиданно появившихся вооруженных людей в камуфляже. Миронов подошел, взял винтовку. Ух ты, как интересно! Маузер-98К, то есть курц, короткий. Ну не такой уж он и короткий, чуть меньше нашей трехлинейки. Магазин на пять патронов, состояние хорошее, если не отличное. А ведь с такими немцы в ту войну и воевали. Это в кино показывают, как они из «эрмы» поливают все вокруг. А в действительности автоматов в германской армии было существенно меньше, чем вот таких игрушек. Что за наваждение, куда они попали? Сигареты — немецкие, оружие — немецкое. Ладно, послушаем, на каком языке они говорят. Но вида, что знаем немецкий, пока подавать не будем, авось и услышим что-нибудь интересное.

Допрос начали на испанском, тем более что испанский, кажется, неизвестные понимали. Вон как весело подняли руки по команде. Не факт… Когда на человека направлен ствол автомата, кто угодно руки поднимет, на одном инстинкте самосохранения.

Да, испанский был им знаком. Но — лишь знаком. Что-то они пытались блеять на впрямую и четко поставленные вопросы. Потом один тихо сказал другому (по-немецки!):

— Людвиг, эти бандиты нас точно ухлопают!

— Не бойся, Михель, мы же мирные люди, зачем нас убивать? Жалко, смена не скоро приедет.

Ага, что и требовалось доказать! Миронов сел за стол, положив перед собой автомат. Заглянул в одну из кружек, понюхал: точно пиво. И, судя по запаху, неплохое. Даже здесь эти чертовы фрицы ухитряются хорошее пиво варить!

Но сейчас было не время для пива. Евгений отодвинул кружку и перешел на немецкий, который действительно знал прилично. Во всяком случае, больше, чем в объеме средней школы.

— Кто вы и что здесь делаете?

Немцы вытаращились на него так, словно он вытащил из-за пазухи живого крокодила. Немного помолчали, переглядываясь, потом один робко указал глазами на кружку. Миронов милостиво кивнул. Оба припали к своим сосудам с животворной жидкостью и сделали по несколько мощных глотков. Тот, что потолще, тихонько рыгнул и сказал:

— Мы — охотники. Остановились здесь, чтобы передохнуть. Все охотники округи останавливаются здесь.

Евгений не был настолько уж большим специалистом в немецком, чтобы по выговору определить, из какой части Германии происходит собеседник: баварец он, к примеру, или саксонец. Черт побери, сколько той Неметчины, а диалекты так различаются! Все-таки русский язык в этом отношении гораздо демократичнее.

Тем временем ребята осмотрели домик изнутри. Снаружи-то он был — загляденье! Побеленные стены, черепичная крыша, деревянные резные ставенки. Как на картинке, честное слово. Непохоже было, чтобы это архитектурное произведение служило временным пристанищем бродячих стрелков. Что и подтвердил подошедший Шишов. Говорил он по-английски.

— Командир, они тут неплохо устроились! Свет есть, печка аккуратная, за домом колодец. Все чистенько, на окнах занавесочки, на столе скатерть льняная, на постелях горы подушек. Даже телефонный аппарат на стене висит.

Миронов понимающе кивнул, перевел взгляд на пленников и передвинул на столе автомат.

— Сразу предупреждаю — мне врать не стоит, — сказал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Немцы забеспокоились.

— Мы не врем, господин офицер! — сказал все тот же толстяк. — Мы действительно охотники!

— Да, да! — закивал второй. — Именно охотники!

— Что-то трофеев не видно, господа.

— Не успели еще никого убить. В это время года дичи в лесах мало.

— Ну хорошо. Не хотите говорить правду — дело ваше. Только учтите, вся ложь окажется на вашей совести и может сильно повлиять на дальнейшее развитие событий. Итак, что за поселение находится поблизости? Ведь туда уехала машина?

— Это наша деревня Нойдорф. Там живут немецкие колонисты.

— Сбежавшие из Германии в конце войны? — уточнил Евгений.

— Н-не только… — промычал толстый Людвиг. — Сюда люди в разное время приезжали.

— Но большинство обосновалось здесь именно тогда? — настаивал Миронов.

— Можно и так сказать.

— И что за порядки у вас в деревне?

— Что господин офицер имеет в виду? — осторожно осведомился второй пленник, Михель.

— Ну, у вас есть кто-то главный, кто всеми руководит? Отношения с местными властями вы поддерживаете?

— Есть комендант, герр Штробель. А с властями мы почти не общаемся. Им нет до нас дела, нам — до них.

— Что, никаких контактов? И налоги не платите?

— Мы — законопослушные граждане, налоги платим, как все в этой стране.

Что-то не понравилось Евгению в тоне этого господинчика. Презрительные нотки проскочили, когда тот сказал «в этой стране». Не уважали германцы государство, которое их приютило. А весь остальной мир от них отвернулся.

Отвернулся, правда, ненадолго. Тут же пошли в ход «план Маршалла» и прочие благотворительные деяния, так что теперь Федеративная Германия была едва ли не самой богатейшей европейской страной. Но все же эмигранты не спешили возвращаться на историческую родину. Похоже, жили они здесь припеваючи. Никто не обвинял этих людей в военных преступлениях. Кто сюда доберется, кто найдет? А крови на их руках было много. Даже немецкий суд мог приговорить их если не к смертной казни, то к пожизненному заключению. И хотя тюрьмы в Германии весьма комфортабельны, жить привольно, ходить куда хочешь и когда хочешь все же лучше пребывания даже в самой уютной тюрьме. Вот и не возвращались беглецы.