— Кто там? — спросили из-за двери. Голос словно из прошлого. Ее голос. Я замер, язык прилип к небу.

— Гостей не ждете? — спросила мама, не дождавшись от меня ответа.

Дверь распахнулась и на пороге появилась она — в белом облегающем халатике. Я как в тумане смотрел на локоны черных волос, красивую тонкую шею, синие глаза. Ноги сами собой подогнулись.

— Господи! — воскликнула Ольга. Удивление в глазах сменилось вспышкой счастливой радости. Она бросилась мне на шею, едва не уронив с лестницы. Мама вовремя поддержала, засмеялась.

— Никита! Боже мой! — шептала Ольга, глаза наполнились слезами. Меня это немного испугало. — Я чувствовала, что ты приедешь именно сегодня! Что ты приедешь…

Я обхватил ее тонкое тело, спрятал лицо в аромате волос. Она уткнулась мне в плечо, что-то радостно защебетала.

Я совсем растерялся, только и смог выдавить.

— Оля…

На помощь пришла мама.

— Ну все, голубки! Еще нацелуетесь! Может в дом запустите?

И, не дождавшись приглашения, обошла нас, прошла в прихожую.

— Сватья! — позвала она. — Ты дома?

— Кто там? — послышался из глубины квартиры знакомый тещин голос. — Оля, кто там… Боже мой! Какие у нас гости! Сватья!

Оля выскользнула из моих объятий, взяла за руку и повела за собой в комнату.

Мама с тещей сидели на диване. Мама плакала, теща ее утешала, гладила по голове, плечам.

— Леша… Господи, как теперь?… Как?

Маргарита Марковна посмотрела на меня, в глазах смешаны испуг и непонимание.

— Что такое, Никита? — обернулась ко мне Ольга. — Что случилось? Я ничего не понимаю!

— Зять! Ну-ка, давай, рассказывай!

Я прошел, сел в кресло напротив, Оля села рядом на спинку.

С чего начать? Как об этом ужасе рассказывать людям, не имеющем даже представления о том кошмаре, из которого мы, теряя самое дорогое, вырвались, лишь чудом оставшись живыми. Благодаря отцу…

Я посмотрел на убитую горем маму, и у самого комок вновь встал в горле, слезы навернулись на глаза. Отец, Глеб, Серый, Маринка, — их лица пронеслись перед глазами. Лица людей, которых больше не увижу, возможно, никогда…

— Никита? — Ольга взяла мою руку в свои ладони.

Я понимаю, что надо быть сильным. Надо вернуться в настоящее. Минуты прошлого, такого светлого и чистого, вновь затянуло черными тучами настоящего, за которыми лишь серыми бесформенными клоками проступал холодный туман будущего…

— Дайте ей что-нибудь успокаивающего, — сказал я чужим голосом, — и положите поспать. Мы не спали всю ночь. Она вся выдохлась. Ей особенно тяжело.

— Может, помыться сначала? — спросила теща. — Вы такие… неопрятные!

— Мы не спали всю ночь, — сказал я. — Пусть сначала отдохнет.

— Я сейчас! — Ольга вскочила, убежала на кухню, вернулась с аптечной коробкой.

— Не то! — сказала Маргарита Марковна, сама удалилась на кухню, принесла початую бутылку коньяка, две стопки. — Давайте-ка лучше вот, чтоб расслабиться. — И налила нам с мамой по полной рюмке.

Мама выпила коньяка, Ольга увела ее в спальню.

Через минуту вернулась.

— Она уснула, — сказала Ольга, подбирая слова. — Она такая… такая…

Подошла ко мне, села рядом, прижавшись всем телом.

— Что произошло с твоим папой, Никита?

— Я не знаю. Очень хотелось бы верить, что он остался жив. Очень хотелось бы, но…

— Давай, рассказывай все с самого начала! — потребовала Маргарита Марковна, налила себе стопку.

— Конечно, — сказал я. И начал рассказывать.

Маргарита Марковна еще налила стопку, внутри потеплело, дрожь прошла. Я старался ничего не упустить, добавлял своих личных переживаний, подозрений, впечатлений.

С каждой минутой моего рассказа их глаза все больше и больше округлялись. Коньяк кончился быстро, и Ольга сбегала на кухню за стаканом воды для своей чувствительной мамы. Но я не мог уже остановиться. Я рассказал все, что скопилось во мне. Мой страх и беспомощность начали уступать место холодному разуму и рассудительности. Я начал верить в себя. В то, что моя роль на этом не закончена, что она в действительности только начинается.

Или, может, коньяк добавил мне пьяной смелости…

Я не помню, как закончил рассказ. Провалился в спасительный сон, оставив Ольгу и Маргариту Марковну совершенно ошарашенными. Просто опустил голову на подголовник и вырубился на полуслове.

Проснулся на диванчике. Видимо, меня переместили спящего на более удобные позиции. Солнце уже перевалило за полдень, и я чувствовал себя гораздо лучше, бодрее. Еще бы в душ сходить.

Я поднялся, прошел в ванную. В коридорчике через закрытую дверь в кухню услышал, как женщины тихо перешептываются, стучит посуда, пахнет чем-то вкусным жареным.

Я включил воду, скинул грязную одежду, посмотрел на себя в зеркало. На меня глядел поцарапанный, заросший, с копной свалявшихся волос, осунувшийся мужик, никак не молодой человек, каким себя еще считал. На полочке под зеркалом лежали одноразовые станки, словно приглашая меня поскорее вернуть себе цивилизованный облик. Над плечом в отражении появилось улыбающееся лицо Ольги.

— Это я купила, пока ты спал, — сказала она и протянула мне пакет.

Я взял его, заглянул внутрь. Вытянул новые в упаковке трусы, носки. Поднял на нее удивленный взгляд. Она улыбнулась, пожала плечами.

— Ну, мама сказала, что у тебя ничего нет, вот я и…

— Серьезно? — засмеялся я. — Ты прямо как жена!

— Вообще-то до сих пор я и есть жена, забыл?

Я замялся. Официально мы еще состояли в браке.

Хотел обнять ее, но она вывернулась, подмигнула из дверей.

— Сначала в порядок себя приведи! Халат вот здесь, полотенце вот это.

— Спасибо! — крикнул я запоздало в закрытую дверь.

Долго отмывался под горячими струями, потом до красна обтерся полотенцем, оделся в чистое, причесался.

Почти как после бани, подумал я, заходя на кухню. Эх, сейчас бы еще пивка холодненького! Но вспомнил, что в этом доме не пьют такие неблагородные напитки, да и вообще практически не пьют. Нисколько бы не удивился, узнав, что выпитый недавно с тещей коньяк стоял в холодильнике полгода.

Мама с Маргаритой Марковной пили чай. На небольшом кухонном столе стоял заварник, тарелки с печеньем и конфетами. Оля стояла у окна с чашкой в руках, единственный свободный стул ждал, видимо, меня.

Я почувствовал в воздухе напряжение, разговор смолк, а три пары глаз взяли меня в прицел. Я замер в дверях, довольная улыбка сошла с лица, в глазах возник немой вопрос. Теща спустя минуту театрально воскликнула.

— Да ты садись, чего замер! Оля, положи мужику поесть!

Оля поставила чашку, засуетилась у плиты. Через несколько секунд передо мной стояло парящее блюдо с жареной картошкой и двумя огромными домашними котлетами.

Я принялся за еду. Все молчали, даже неловко стало.

Я оторвался от еды, поднял на них глаза.

Маргарита Марковна улыбнулась.

— Да