За спиной раскатился первый удар грома. Капли дождя взорвали поверхность реки крошечными фонтанами. Ветер толкал в спину, будто желая быстрее выгнать непрошеных гостей. Или загнать их поглубже в чащу, чтобы уже никогда не выбрались.

– Вот теперь пожар точно потухнет, – заметил Рокот, подгоняя своего белоснежного жеребца. – Как думаешь, это лесная ведьма призвала ливень?

– Ведунья, а не ведьма, – Стел не отставал ни на шаг.

Когда они прилично оторвались от отряда, Рокот процедил сквозь зубы:

– Никогда не устраивай мне допросов, щенок. Особенно на глазах у подчиненных.

– Если этот пожар – твоих рук дело, я больше никогда не задам тебе ни одного вопроса!

Вместо ответа Рокот лишь болезненно поморщился.

– Почему служителей вырядили в шелка? Эти храмы как-то связаны с магией? – Стел поклялся себе, что не смирится, пока не узнает правды.

– Я уже говорил, что есть вещи, в которые тебе лучше не лезть, – бесстрастно заметил Рокот, глядя вдаль.

– Тот «бездонный колодец»? – тут же ухватился Стел. – Да? Это связано?

– Хороший вопрос всегда заключает в себе ответ, не так ли, ученый? – белозубо усмехнулся Рокот.

– На что ты намекаешь? Зачем? Зачем мы строим эти храмы?!

Рокот только пожал плечами и холодно обронил:

– Я ни на что не намекаю. Я исполняю приказ.

– Твой приказ неверный, – беззвучно прошептал Стел.

– Но это приказ.

Лишь на миг Рокот открыто глянул Стелу в глаза, но этого мига хватило, чтобы навсегда отбить охоту лезть к нему в душу. Этот человек убил любимого оруженосца во славу Кодекса. Этот человек не остановится ни перед чем.

Он… все еще человек?

К рассвету следующего дня рыцари добрались до Нижней Туры. Рокот нещадно гнал вперед, но все же их уже ждали. Огромная поляна полнилась людьми с яростными взглядами и нечесаными копнами рыжих волос. Из-под нахохленных безрукавок торчали ножи, скрипела натянутая тетива.

Ночной ливень замесил под ногами слякоть и развесил сгустки облаков по ветвям. Запах сырой земли будоражил сердце, шелестели дождинки по прелым иглам лесной подстилки.

С утробным рыком охотники ринулись на рыцарей. Без предупреждения, без боевого клича, без знамени над головой.

– Во имя Сарима – вперед! – рявкнул Рокот и первым бросился в бой.

Всадники врезались в толпу охотников. Зазвенела сталь. Из густых крон посыпались стрелы.

Окликнув Рани, Стел ухватил повод ее лошади, и они отъехали в сторону, спешились. Он прижал девушку спиной к широкому стволу и обнажил меч. Она молчала и тяжело дышала в ухо. Глухие удары, крики и стоны подступали со всех сторон. Дождливый мир наполнился стальным запахом крови.

Нелепо. Бессмысленно.

– Трусишь, любитель легенд? – Вьюрок вынырнул прямо перед носом.

Стел с ужасом узнал острые скулы, перепачканные грязно-бурыми разводами, кривую усмешку, раздутые тонкие ноздри. Темные щели глаз полыхали ненавистью. Кудри, стянутые на затылке, блестели каплями дождя. Не к месту красиво.

Как он здесь оказался? Какой чудовищной магией, неведомыми тропами леса?!

– Я не предавал вас! Я не знал! – выкрикнул Стел.

– П-ф-ф! – фыркнул Вьюрок, отпрыгнул с пути какого-то оруженосца – тот бежал с обнаженным мечом наперевес, с застывшей гримасой восторга и страха – и резко ухватил Стела левой рукой за горло, приблизив лицо так, что дыхание опалило щеку. – Ты чуть не сжег мою деревню и подставил меня – я и сам из-за тебя стал предателем!

Сердце ударило, а потом будто замерло. Ледяное спокойствие разлилось под кожей, сковало грудь.

– Ты нарушил клятву. Нижняя Тура мстит именем Приюта, – в правой руке Вьюрок сжимал нож.

Вот и все. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

На мгновение Стелу даже захотелось ощутить холодное лезвие на своем горле, чтобы огнем защипало тонкий разрез, а потом резко глубже – и все. Хлынет кровь. Испачкает мех на безрукавке Вьюрка. И больше не будет никаких клятв, предательств, ожиданий. На все воля Сарима.

За спиной тихонько всхлипнула Рани и вцепилась в рубаху, зажав пальцами кожу. От этой едва ощутимой боли разум прояснился. Нет. Умереть – слишком просто. Слишком несправедливо.

– Жизнь и смерть разберутся без нас, – прохрипел Стел и не узнал собственный голос.

Вьюрок до белых костяшек сжимал рукоятку ножа и, кажется, не дышал. Кривились губы, подрагивали ресницы. Тяжелый взгляд цвета перегорелого пепла вжимал Стела в землю, будто выдавливал душу.

Хотел ли Вьюрок убивать?

За рекой разревелся ребенок. Протяжно, звонко. Крик отразился от воды, пронзил беспорядочный шум боя.

– Я по-прежнему верю всему, что говорил тебе, Вьюрок, – Стел выделил его имя. – Я не хочу крови. Бой не остановить – здесь на все воля Сарима. Но там, за рекой, плачут женщины и дети. Я помогу тебе увести их прочь, я прикрою вас, я отговорю Рокота их искать. Нижнюю Туру не спасти. Но спасти жизни мы еще можем.

– Я не верю тебе! – Вьюрок сильнее сжал рукоятку ножа, но так и не ударил.

Стел смотрел не мигая и ждал исхода его внутренней борьбы.

Ждать было страшно.

– Я должна ему одну жизнь! – выкрикнула Рани и выбралась вперед. – Убей меня, а его не трогай – он и вправду хочет спасти ваших проклятых детей.

Вьюрок со стоном и зубовным скрежетом опустил нож.

– Убить тебя вместо него? Хуже не выдумать! Видит Лес, я и вовсе не хочу никого убивать. Я не хотел этой резни. Но у наших народов нет общего будущего.

– Все зависит от нас, – качнул головой Стел. – Идем.

Они спасли несколько сотен жизней. Стел укрыл зеркальным заклятием путь, а Вьюрок отвел женщин и детей в тайное место, о котором Стел не знал и не хотел знать. Рокот… пожалуй, Рокот все это видел, но спрашивать не стал. И все же от Нижней Туры осталась только вонь горелой крови да ряды безымянных могил, наспех присыпанных землей и политых факельным маслом. У десятка холмов в изголовьях темнели мечи. Там нашли свой священный покой защитники Сарима.

«С-с-с-ш-ш-ш», – свистящий шепот просочился меж ставен, лизнул бугорок за ушами, вплелся в тканое кружево сна. Растревожили сердце неясные шаги за окном, шелест низких облаков, похрустывание лесной подстилки.

Белянка резко села и открыла глаза – к горлу подступила дурнота, в голову ударила боль от внезапного пробуждения. Тишина висела непролазная. Только редкими щелчками стыли угли в очаге.

Приснилось? Послышалось? Или вправду шептал кто?

Ворох мурашек осыпал руки и спину. Дурное это дело – проснуться в предрассветный час, время неприкаянных душ, обреченных прозябать в вечном ожидании рассвета, в плену несбыточной надежды. Самый страшный, самый холодный час – перед рассветом.