с высоким кожаным задником. Странж сменил одеяние на почти такое же как раньше, но из фиолетового атласа, тоже со множеством карманов и с аппликациями в виде дождевых туч на плечах и на спине. Дополняли наряд галстух в черно-белую клетку и серебряная брошь-шатлен на блестящем белом лацкане, от которой к карману тянулась серебряная же цепочка.

Дани подкатила кресло Странжа к месту в конце стола у окна, потом села слева от него и жестом пригласила Лумивесту занять место справа. Рядом с Лумивестой устроились Сильверн и Эдеа. Березар уселся в северном конце стола.

Через дверь в северо-западной стене зала вошли Варис и Агата. Варис придержал распахнутую дверь и проследовал за Агатой, держась поодаль, в шаге от нее. Он был одет в короткий камзол темно-синей шелковой парчи с черным атласным воротом, брюки черного сукна и черный галстух с жемчужной булавкой. Одеяние Агаты из золотистого атласа, перетянутое на талии лиловыми шнурами, ниспадало глубокими складками до самого пола и представляло собой осовремененную версию кверцийского хитона, хотя обута она была в высокие белые сапожки на пуговичках.

– Миледи коронесса, – сказал Варис, – позвольте представить вам чарословницу Агату, полномочного свободного магистра Лескорийской гильдии.

Агата поклонилась, сложив ладони вместе. Лумивеста ответила таким же поклоном, не предлагая руки.

– Надеюсь, что мы с вами вскоре найдем время поговорить.

– Да, конечно.

Агата заняла место рядом с Березаром, Варис сел рядом с ней.

В северо-восточную дверь вошли Винтерхольм и Речен; она опиралась на его локоть и свободной рукой что-то объясняла на языке жестов.

Винтерхольм был в скромном камзоле светло-коричневого бархата, простой белой сорочке и брюках бежевого сукна; на сапогах с небольшими каблуками виднелись следы шпор.

Речен надела приталенный камзол из темно-зеленой камвольной ткани с широкими фалдами и расклешенными у запястья рукавами, а облегающие брюки из той же ткани заправила в высокие сапоги из мягкой коричневой кожи. На пути к столу Речен выразительным жестом указала на Березара.

– Она вас поздравляет, чаробраз, – объяснил Винтерхольм. – А я вот нисколько не удивлен.

– Наверное, ты голосовал, – сказал Варис.

Березар расхохотался.

– Одеяние священнослужителя? Для меня? – удивился Винтерхольм. – Ну, не знаю. Хотя… Березар, может быть, вы ссудите мне какой-нибудь из своих старых нарядов. На всякий случай. – Он на миг остановился за спинкой стула Березара, будто прикидывая размер. – Знаете, я ведь много чего могу тайком пронести.

– Винтерхольм, мы есть хотим, – сказал Странж.

Речен заняла место между Сильверном и Березаром. Винтерхольм наконец уселся на стул между Варисом и Дани и обиженным голосом заявил:

– Да уж, мало того что меня обвиняют в голоде национального масштаба, так еще и мне, единственному из всех присутствующих мужчин, не дали сесть между двух красавиц… Ох, прости, братишка.

Варис опустил бровь и рассмеялся.

– Березар? – сказал Странж.

Чаробраз встал, и все умолкли.

– Милостью ли, удачей ли, своею ли волей или по любви, мы вновь собрались здесь, все вместе. Мы чествуем смену времени года и чествуем друзей, старых и новых.

Сильверн поднял бокал:

– Коронесса Лумивеста, за вас, досточтимая. За эту и за будущие встречи.

– За Лумивесту.

– За эту и за будущие встречи.

– Спасибо вам… всем. – Она замялась, не зная, ждут ли от нее пространного ответа.

Березар опустил бокал на стол и обратился к Речен:

– Будьте любезны, разложите Книгу, пожалуйста.

По левую сторону за спинкой стула Речен возник Блисс с полированным деревянным подносом, на котором стояла шкатулка, накрытая узорчатой зеленой тканью. Речен подняла крышку и взяла аккуратно сложенную колоду. Карты словно бы притянулись к пальцам Речен.

Книга была старинной. Изображение на рубашке – два шута в традиционных нарядах – сильно выцвело, но позолоту по краям явно подновили. Стремительным движением Речен перетасовала колоду, разделила пополам, снова смешала карты и откинулась на спинку стула. Сильверн потянулся к подносу, вытащил часть карт из середины колоды, повернул и опустил на верх стопки.

Речен открыла две верхние карты: пятерка Камней и перевернутый Лабиринт. На первой карте посреди зеленого луга высился темный квадратный постамент с четырьмя сферическими кристаллами по углам высеченного в камне узора, а женщина в белом одеянии укладывала пятый кристалл в центр постамента. На второй карте была изображена большая каменная арка, за которой в тумане смутно виднелись крепостные стены; шут, прислонившись к арке, играл на парной флейте.

Блисс медленно обошел вокруг стола, показывая всем карты на подносе.

Березар, склонив голову, негромко сказал:

– О Богиня, мы просим о справедливых завершениях. Мы просим о прямых путях. И мы рады вновь отужинать вместе, с добрыми и верными друзьями. – Он поднял бокал, и все последовали его примеру. – Вам наверняка известно, что теперь, когда я впервые в жизни обрел постоянную работу… – все засмеялись, – навещать Странжа я буду реже, да и отпуска как такового у меня не будет. Однако я очень надеюсь видеться со всеми вами при любой удобной возможности, а заодно и приглашаю вас всех в гости к себе домой. – Он взглянул вверх. – Хотя, строго говоря, это Ее дом.

– Досточтимые друзья, – воскликнул Сильверн, вставая. – За чаробраза капеллы Скороби, за Березара, нашего друга и гостя.

Он чокнулся с Эдеей. Все встали и присоединились к предложенному тосту.

– За нашу следующую встречу, – произнес Березар.

Все выпили и снова сели.

– Ну вот, бокалы у нас пусты, – сказал Странж, – а мы еще даже супа не пробовали. Так не годится. Блисс, будьте так любезны…

Блисс наполнил бокалы. Внесли огромную фарфоровую супницу с прозрачным бульоном, сваренным на луке-порее с лавровым листом и чесноком. Как и предупреждал Березар, после этого за столом завязались оживленные разговоры, гости принялись обсуждать самые разные темы – новые ветки железных путей, театральные постановки в Листуреле, погоду и парусный спорт в Южном Заливе, – и стали пересаживаться с одного места на другое, чтобы было удобнее говорить с собеседниками о всякой всячине: о полуавтоматических пистолях «Вулканик», о значении колианских имен, о золотом стандарте и прочем. Гости сами передвигали столовые приборы и тарелки, а соседи или прислуга безошибочно передавали хрустальные бокалы по назначению. Поначалу Лумивесту смутило такое поведение – и своей новизной, и страхом кому-нибудь помешать, но Странж, которого не сдерживала необходимость переставлять стулья, свободно разъезжал вокруг стола и в конце концов коснулся ее руки.

– Вас отсюда не слышно, – сказал он.

После того как Лумивеста все-таки сделала первый шаг, все наладилось.

После супа подали ростбиф с мясной подливой и ломтики оленины в нежном яблочно-коричном соусе, а на гарнир картофель со сливками и сыром, пряженый пастернак и спаржу, приготовленную на