– Чаю хочешь? – проговорила Галина неуверенным голосом и отошла к плите. – Или лучше кофе?

Она переместилась к шкафчику, достала оттуда жестяную коробку, неуверенно взглянула на нее, как будто впервые увидела и не знает, чего от нее ожидать.

Инга перехватила ее взгляд и узнала в глубине Галининых глаз привычную безысходную тоску. Такую же, с какой сама Инга живет восемь лет. Тоску настолько обыденную, что с ней можно жить как с раздражающим, но неизбежным соседом. Тоску, с которой Галина давно свыклась и хочет только одного – как можно реже вспоминать о ней. Загнать ее в темную комнату памяти и закрыть дверь.

Потому у нее такое вялое, рано постаревшее лицо и суетливые, неуверенные движения. Потому Галина предложила Инге чай или кофе, чтобы привычными, заученными действиями занять себя, ненадолго отодвинуть разговор, не обещающий ничего, кроме новой саднящей боли.

– Вы сами что будете? – переспросила Инга. – Я то же самое.

– Чай или кофе? – повторила Галина, на этот раз обращаясь, по-видимому, к себе и не решаясь совершить даже этот выбор. – Наверное, чай.

Но она так и не поставила чайник, не достала чашки, а повернулась к Инге, оперлась руками на стол и взглянула на гостью прямым, полным незажившего страдания взглядом.

– Ты спишь?

– Что? – переспросила Инга и тут же поняла вопрос, поняла все, что в нем таилось. – Иногда.

– Вот и я иногда, – выдохнула Галина. – Снотворное стараюсь не принимать, а без снотворного заснуть не получается. Если даже засну – такое снится… Днем лучше, днем я на людях, все время чем-то занята, а ночью… И так восемь лет уже.

– Вы были очень близки с братом? – сочувственно спросила ее Инга, в глубине души ругая себя за то, что пришла к этой женщине.

Что она может здесь узнать? Для чего бередить рану? Хотя, судя по всему, эта рана и не заживала. Это как хроническая болезнь. У нее, Инги, то же самое.

– Очень, – не раздумывая, ответила Галина, – очень близки. У меня никого не осталось после его смерти.

Она провела рукой по лицу, как бы стирая с него прорвавшуюся боль, и проговорила сухим оживленным голосом:

– Так о чем ты хотела со мной поговорить?

– Я узнала, что у вашего… у твоего брата и моей сестры что-то было. Вот об этом и хотела. Сама, в общем, не знаю зачем. – Инга пожала плечами.

– Не то чтобы было, не в том смысле, – поморщилась Галина. – Не в том смысле, какой сейчас вкладывают в эти слова. Они просто дружили. Разговаривали о музыке.

Галина прикрыла глаза, словно уйдя с головой в прошлое, и продолжила:

– Боря очень изменился, когда встретился с твоей сестрой. Он прямо светился.

Она быстро взглянула на Ингу и добавила:

– Не подумай плохого! Он считал, что у твоей сестры большой талант, прекрасный голос. Что ей нужна другая жизнь, нужно учиться.

– Да, наверное, ей нужно было учиться, – вздохнула Инга. – Но мы рано остались без родителей, и было не до того.

Галина кивнула, еще немного помолчала, и вдруг по лицу ее пробежала быстрая судорога.

– Да нет, конечно, Боря был в нее влюблен. Я это поняла потом. Когда с ней… когда с ней случилось то ужасное, он сам едва не умер. Я думала, он наложит на себя руки. Боялась уходить из дома, оставлять его одного.

Галина снова замолчала и вдруг вскрикнула, как будто от боли:

– Я знала, знала, что он недолго проживет после ее смерти! Я почти не удивилась, когда нашла его тело. Да нет, конечно, я не могла в это поверить, я сама чуть не умерла от горя. Но я ждала чего-то подобного, знала, что добром все это не кончится. Ты представляешь, что я почувствовала, когда увидела брата мертвым?

– Представляю, – жестко ответила Инга.

Она снова вспомнила ту страшную ночь, мертвое лицо сестры, горящие свечи по сторонам.

– Да, ты представляешь, – согласилась Галина. – Только ты, может быть, и представляешь.

– Как он был убит?

– Его просто забили насмерть. – Галина шумно выдохнула, взгляд ее был обращен куда-то внутрь. – Его били руками и ногами, на нем места живого не было. До сих пор вижу его лицо, все в ссадинах и кровоподтеках. Глаз выбит, рука сломана, внутри все… – Галина закрыла лицо руками и продолжала глухо: – Мне потом врач зачем-то перечислил все подробно. Боже мой, когда я увидела его лицо…

Инга хотела сказать, что тоже до сих пор видит мертвое лицо сестры, но промолчала. Впрочем, Галина, наверное, и сама это понимает. Ведь она прошла через то же самое.

– Тех, кто его убил, так и не нашли?

– Нет. – Галина безнадежно смотрела перед собой. – Сказали, что это какой-то случайный грабитель. Случайный человек забил его до смерти! Братик мой любимый…

– Пойду я. – Инга решила, что с нее хватит.

– Постой. – Галина вдруг поднялась, оживилась, как будто ее жизнь обрела смысл. – Постой, я тебе покажу…

Она вышла из кухни. Из-за стены доносился какой-то шум, скрип выдвигаемых ящиков. Затем снова послышались шаги, Галина вернулась с жестяной коробкой из-под печенья.

– Вот все, что от него осталось. – Галина открыла коробку.

В коробке было несколько фотографий: одна большая, размером с почтовую открытку, две поменьше, еще две или три совсем маленькие – для паспорта или другого документа. На этих фотографиях был один и тот же человек – сначала мальчик, потом молодой мужчина, потом не очень молодой, с наметившимися залысинами. Всюду он хранил выражение сосредоточенной серьезности и какого-то унылого педантизма. Но для Галины он был лучшим на свете, единственным.

Почему-то не было в коробке никаких групповых фотографий или семейных, очевидно, они были у Галины в альбоме. Но вот один старый снимок, на нем были два мальчика. Один, несомненно, Борис, ему лет десять, второй постарше года на три. Он смотрел в объектив, набычившись, на глаз свисала косая челка.

– А это кто? – спросила Инга.

– Ах, это. – Галина выхватила у нее из рук снимок. – Так, приятель детства. И как он тут оказался? – Она сунула фотографию на полку между книг.

Кроме фотографий, в коробке были какие-то записки на пожелтевшей бумаге, листки с нотными записями, значок «Участник областного смотра художественной самодеятельности», шариковая ручка с головой тигренка, еще одна выцветшая фотография – единственная групповая. На ней тот же мужчина стоял перед группой женщин разного возраста, которые смотрели на него с выражением скуки и ожидания.

– Это его ученицы, вокальный ансамбль, которым он руководил, – пояснила Галина. – Их сфотографировал муж одной из участниц.

– Но моей сестры здесь нет!

– Да, действительно. Может быть, она в тот день заболела или просто не смогла прийти. Всякое ведь бывает.