Ноги сами привели ее сюда, благо, от того района, где жила Галина, до их пригорода было рукой подать.

Инга сегодня уже побывала здесь. Но тогда она не решилась войти в дом. Не решилась разбудить спящие в нем воспоминания. Теперь, после того, что она нашла у Галины…

Инга достала из кармана иркутский брелок.

Да, это был тот самый брелок, который она подарила Ивану.

Мифический бабр словно придал ей сил. Он раскрыл какую-то часть правды, какой-то уголок, и теперь она должна идти дальше, должна узнать правду до конца, какой бы страшной она ни оказалась. Должна сложить головоломку из разрозненных кусков.

И какое-то шестое чувство подсказывало, что для этого нужно войти в старый дом.

Должна войти в дом, должна вдохнуть воздух прошлого – тогда он раскроет перед ней свои тайны.

Инга толкнула калитку и пошла по дорожке к крыльцу.

Хотя тетя Соня присматривала за домом и участком, все равно уже в саду Ингу охватило тоскливое чувство запустения. Трава кое-где была скошена, но успела отрасти, тут и там остались нетронутыми заросли бурьяна и репейника. Даже дорожка, по которой она шла, заросла сорной травой, цепляющейся за ноги.

Инге показалось, что справа от дорожки в траве кто-то пробежал или прополз – так закачалась, зашевелилась трава, но, наверное, это был просто ветер. Сбоку от крыльца стоял ржавый, давным-давно переполнившийся бак с дождевой водой.

Она подошла к крыльцу, ступила на первую ступеньку.

Ступенька заскрипела под ее ногой, но выдержала.

Инга достала ключи, отперла дверь.

Вошла в прихожую.

Сквозь запыленные окна пробивался худосочный свет, в сенях было полутемно, и Инге показалось, что в углу справа от входа кто-то притаился. Она вскрикнула от неожиданности, попятилась.

Но тут же разглядела, что это всего лишь старая куртка Ивана, висящая на вешалке, и его же выгоревшая кепка. Там же, рядом, болталось серое демисезонное пальто Линки. Словно даже сейчас, спустя восемь лет после смерти, сестра держалась рядом с мужем.

Инга перевела дыхание, взяла себя в руки, вошла в комнату.

Соседка не обманула, здесь и правда было прибрано. Вещи не валялись на полу, не катались комки мусора, все стояло на своих местах, только толстый слой пыли покрывал каждый предмет, как кожа.

Инга обошла комнату, дотронулась до стола, до стульев, до вытертого старенького диванчика, словно здороваясь с ними, словно надеясь, что они узнают ее.

Но дом молчал.

Если он что-то знал – он не спешил делиться с ней этим знанием. Может быть, он ее просто забыл. Не признал за свою, ведь прошло восемь долгих лет. Для дома это тоже большой срок.

Инга постояла немного посреди комнаты, сделала над собой усилие и прошла на кухню.

Здесь ее сразу обдало страхом, как будто кто-то выплеснул на нее ведро ледяной воды.

Вот люк, тот самый, который она безуспешно пыталась открыть снизу – в ту страшную ночь. Люк, который стал границей между жизнью и смертью.

Инга постояла над этим люком, задержав дыхание.

Снова, как тысячи раз за эти годы, перед ней встала эта картина – подвал в тусклых отблесках свечей и мертвое лицо сестры.

Она не смогла заставить себя поднять люк, не смогла заглянуть в подвал, в прошлое.

Вместо этого она развернулась и пошла назад – в прихожую.

Ничего не вышло. Дом ничего ей не рассказал.

Или у нее не хватило духу дойти до конца?

Может быть, она слишком рано сдалась?

Нет, она больше не может здесь находиться! Она здесь просто задыхается – от слежавшейся многолетней пыли, от запаха страха и смерти, которым пропитан этот старый дом.

На волю! На улицу!

Прежде чем выйти из дома, Инга шагнула в угол, туда, где рядом висели куртка Ивана и пальто Лины. Она велела тете Соне потихонечку раздать все вещи сестры и свои, что остались. Куда уж старуха их девала, она не интересовалась. Но в шкафу теперь было пусто. Осталось только пальто.

Она дотронулась до пальто сестры, прижалась к нему щекой, словно хотела еще раз проститься с ней. Пальто сохранило запах Линки – теплый, уютный, почти детский.

Инга закрыла глаза и долго вдыхала этот запах.

На какое-то время ей удалось вернуть прошлое, те давно ушедшие времена, когда они были вместе.

Вдруг ее рука почувствовала какое-то грубое прикосновение.

Инга открыла глаза и увидела, что случайно задела рукав куртки Ивана. Как будто он положил руку ей на плечо, как всегда, помешав ей побыть с сестрой, проститься с ней.

Она раздраженно оттолкнула куртку. И вдруг услышала, точнее, почувствовала сквозь жесткую ткань шорох бумаги.

Что это может быть?

Инга засунула руку в карман куртки – ничего не было.

Проверила все другие карманы – тоже пустота.

Однако, дотрагиваясь до куртки, она снова слышала тот же странный шорох.

Инга осторожно прощупала подкладку и нашла рядом с внутренним карманом распоровшийся шов. Запустила в него руку, нащупала под подкладкой листок бумаги.

Вытащила его, удивленно осмотрела.

В прихожей было темно, так что пришлось выйти на крыльцо.

Только здесь Инга поняла, что это квитанция на оплату бензина с заправочной станции.

Иван всегда брал на заправках квитанции, чтобы потом получить по ним деньги в бухгалтерии РОВД. По крайней мере, в тех случаях, когда ездил по служебным делам.

Почему же у нее так забилось сердце?

Инга еще раз внимательно оглядела квитанцию.

Нашла название заправки – «АЗС Кабриолет».

Да, ближайшая к их дому заправка, там Иван чаще всего и заправлял свою машину.

Она еще раз внимательно оглядела квитанцию.

К ней был подколот кассовый чек.

Сумма. Дата. Время.

Инга почувствовала, как ее снова обдало холодом.

Дата была та самая.

День, который она никогда не сможет забыть.

Тот день восемь лет назад навсегда разделил ее жизнь надвое – до и после.

И время.

На чеке стояло 23.15.

Значит, Иван вернулся из своей злополучной командировки не на следующее утро, когда обнаружил в подвале мертвую жену и задыхающуюся Ингу со сломанной ногой, а накануне вечером. Раньше, чем вернулась домой сама Инга. Раньше, чем она нашла тело сестры.

Инга в тот страшный день приехала в Лугу последним поездом, в половине первого ночи. Около часа она уже подошла к дому, вошла, и затем случилось то, из-за чего она восемь лет не может спать, не может жить, не может дышать. То, из-за чего ее жизнь превратилась в восемь лет непрерывного ада.