Конфликт вокруг «национального вопроса» и создания СССР заставил

большевистского лидера понять, «в какое болото мы слетели». «Плохой

стратег, великий тактик», как характеризовал Ленина лидер эсеров В.М.Чер-247

нов, он увидел в великодержавном стремлении к дальнейшему усилению централизации властные амбиции, проистекавшие из недр партийногосударственного аппарата — по духу, методам действий, традициям, а иногда и по составу (поскольку в правящую партию хлынул поток «безыдейных» людей, желавших сделать карьеру) преемника бюрократического аппарата царской монархии. В Сталине и Дзержинском он почувствовал теперь лидеров этого аппарата. И это имело под собой реальную почву, поскольку, заняв пост генерального секретаря ЦК, Сталин получил воз

можность назначать на партийные должности угодных себе людей и, в свою очередь, опираться на них.

Развернувшийся процесс, замечал исследователь советской номенклатуры Восленский, «состоял в бурном росте партийного и государственного аппарата власти и в его возрастающих претензиях на то, чтобы управлять страной. Он был вызван объективно теми преобразованиями в общественной структуре, которые проводил… сам Ленин, декретируя и осуществляя огосударствление и централизацию, создавая монополию одной — правящей — партии. Перед лицом этого процесса ленинская гвардия… вдруг оказалась хрупким плотом на гребне вздымавшейся волны. Это была волна рвавшихся к власти и выгодным постам нахрапистых карьеристов и мещан, наскоро перекрасившихся в коммунистов. Их напористая масса жаждала, вопреки представлениям Ленина, стать слоем «управляющих»»248.

Действительно, «якобинец» Ленин понимал систему «пролетарской» диктатуры как власть узкой партийной олигархии вождей, которая управляет массами и «воспитывает» их в «коммунистическом» духе. Претензии «промежуточной» инстанции бюрократов, передающих сигналы «сверху» вниз, в народ, в его планы не укладывались. Позднее Троцкий и его сторонники назвали это «возвышение» аппарата «Термидором». В этой аналогии была доля истины: термидорианцами называли в период Французской революции XVIII века слои, не разделявшие идейный пафос революции, но извлекшие из нее реальные выгоды, привилегии и богатства. Кроме того, под «термидором» понимали отступление от «революции» к «порядку» (в этом смысле говорили о НЭПе как о «термидоре», а Ленин заявил французскому коммунисту Ж.Садулю: «Рабочие-якобинцы более проницательны, более тверды, чем буржуазные якобинцы, и имели мужество и мудрость сами себя термидоризировать»194). Но в том, что касалось «аппаратной революции» 1920-х гг., аналогии приобрели и иной смысл.

Еще осенью 1922 г. Ленин пытался нанести удар по «аппаратной» фракции Сталина, который, в свою очередь, шел на сближение с влиятельными членами Политбюро — Г.Е.Зиновьевым, возглавлявшим Петроградскую партийную организацию и Коминтерн, и Л.Б.Каменевым. В свою очередь, Ленин пытался примириться со своим бывшим оппонентом периода «дискуссии о профсоюзах» (1920–1921 гг.) — Троцким. Теперь, зимой 1922–1923 гг., воспользовавшись «грузинским делом», Ленин призвал возложить на Сталина и Дзержинского политическую ответственность «за… великорусско-националистическую кампанию»195. В продиктованных им письмах он потребовал, чтобы следующий XII съезд партии снял

Сталина с поста генерального секретаря. Более того, лидер большевиков планировал чистку партийных рядов и нейтрализацию верхушки. С этой целью он предлагал съезду ввести в состав ЦК и Центральной контрольной комиссии несколько десятков новых людей, «из рабочих», т. е. не связанных с существующими группировками, чтобы «растворить» в этой массе членов Политбюро и ЦК. Инструментом чистки аппарата он хотел сделать реорганизованный Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. Отстаивание «грузинского дела» на ЦК больной Ленин надеялся поручить Троцкому. Одновременно он предлагал ему же отстаивать на партийном съезде укрепление внешней торговли (за ее смягчение выступал нарком финансов ЕЯ.Сокольников, близкий к Зиновьеву).

По масштабу эти замыслы можно считать настоящим государственным переворотом или, если угодно, контрпереворотом. В прошлом Ленину неоднократно удавалось навязывать свою волю, вопреки возражениям и противодействию своего ближайшего окружения, даже большинству партийных лидеров. Но теперь был уже не 1918-й, а 1923-й год. Мощный партийный аппарат и кадры на местах оказались в руках его противников, да и сам Ленин был болен и не имел возможность лично влиять на происходящее. Более того, ЦК поручил Сталину контроль над соблюдением врачебного режима Ленина. Было запрещено информировать больного о политических событиях, и Сталин резко отругал жену Ленина, Н.К.Круп-скую, за нарушение этого запрета. В январе 1923 г. Ленин затребовал материалы комиссии Дзержинского, но Дзержинский и Сталин отказались передать их его секретарю Л.А.Фотиевой. Тем не менее, 1 февраля Политбюро постановило позволить Ленину ознакомиться с этими документами. Ленин поручил своим секретарям Л.А.Фотиевой, М.И.Гляссер и Н.П.Гор-бунову изучить их и представить ему доклад, что те и сделали 3 марта. 5 марта больной лидер продиктовал письмо Сталину, в котором, сославшись на нанесенные Крупской оскорбления, потребовал извинений, угрожая ему разрывом отношений. Копии он отправил Зиновьеву и Каменеву. Это был, конечно же, не только личный, но и политический шаг. Ленин «никогда не пошел бы на разрыв личных отношений, если б не считал необходимым разгромить Сталина политически», — заявила Крупская Каменеву196. Вопреки ее опасениям, письмо было 7 марта передано Сталину, который тут же поспешил продиктовать свои извинения.

Одновременно 5 марта Ленин продиктовал письмо Троцкому с просьбой «взять на себя… защиту» «грузинского дела»197 на предсъездовском заседании ЦК большевистской партии, подтвердив свое недоверие Сталину и Дзержинскому. Вместе с этим посланием Троцкому были направлены ленинские заметки по национальному вопросу, составленные в декабре 1922 г.

Тот попросил разрешения ознакомить с ними Каменева, но Ленин отказал. Он передал через Фотиеву: «Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет!». Секретарь Ленина пояснила: «.. Ильич не верит Сталину, он хочет открыто выступить против него перед всей партией. Он готовит бомбу!»198. 6 марта Ленин продиктовал письмо П.Г.Мдивани, Ф.Е.Махарадзе и другим лидерам грузинских большевиков, сообщив им, что готовит «записки и речь» в их поддержку199.