Но Вовка не обращала на это внимания.

– Где трасса?

Она заглянула к Илье в мобильник.

– Да вот тут. Направо идти. Через лес.

– Через лес, – ужаснулась Лёля. – Эй, вы чего там задумали?

– Пошли, – кинула Вовка.

Она протиснулась мимо девочки с куклой, нащупала ногой первую ступеньку лесенки и начала спускаться. За ней спрыгнул Илья, и гравий заскрипел под их подошвами. Пахло влажной хвоей, мокрыми листьями и сладким, летним ночным духом.

Лёля медлила, неуверенно поглядывая вниз. Девчонка отвлеклась от созерцания тьмы и теперь с интересом наблюдала за беглецами. Ее мать затянулась и тоже смотрела за ребятами, но, в отличие от своей дочки, с абсолютным равнодушием.

– Высоковато…

– Эй, пацаны, вы чего там? – раздалось впереди на насыпи. – А ну-ка вернулись в вагон!

Ага, «пацаны»… Пока в темноте ничего не видно, нужно делать ноги.

– Давай! – гаркнула Вовка наверх. – Спускайся, а то я тебя за шкирку спущу.

– Ну не положено же… – чуть не захныкала Лёля.

– Сейчас нас обратно засунут, – зашипела Вовка. – Как котят в коробку. Нафиг надо, этого тягача сто лет ждать.

– Лёля, – окликнул ее Илья.

– А?

– Давай.

– Нельзя здесь ходить! – снова закричали спереди, и Лёля, наконец, развернулась и принялась испуганно спускаться.

– Тут все ржавое… Хоть бы покрасили… – бормотала она.

– Жалобу напиши, – шикнула Вовка, хватая подругу под мышки и стягивая на гравий. – Не тормози.

Она схватила ее за руку и дернула за собой, вниз, под насыпь. И очень вовремя: из пучка света, которым вагонные фонари разрезали тьму, выскочил человек в оранжевом жилете. Он что-то кричал вслед, но они что есть духу припустили прочь.

Черный полог леса укрыл их, и голоса на насыпи остались далеко позади. Листва распахнула объятия, дохнула на них ночной прохладой, и у Вовки на секунду закружилась голова. Чистые, напоенные влагой ароматы дикого леса ее опьянили. После спертого, сухого воздуха, наполнявшего тесное купе, простор и запахи свободы казались нереальными.

Пробежав по прогалине до овражка, они остановились, чтобы отдышаться и свериться с картой.

– Верно идем, – кивнул Илья.

Лицо его в подсветке экрана стало совсем синим.

– Вы оба психи какие-то. – Согнувшись, Лёля пыталась перевести дух. – Сбежать с поезда…

– С аварийного поезда, – поправила Вовка, разглядывая лес. – Они полночи проваландаются, говорю тебе. Некогда нам ждать.

Она подняла голову к небу и поймала в сероватых облаках серпик месяца.

– В какую сторону смотрит старый месяц? – тут же спросила она.

Илья подошел поближе.

– Вправо. Как буква «С». А тебе зачем?

Вовка качнула головой. Месяц смотрел вправо, тонкий, как выгрызенная хлебная корочка.

Лесная подстилка мягко пружинила под ногами и замедляла ход. По голым рукам хлестали сухие ветки, цеплялись за одежду низкорослые елочки, будто силились ухватиться, задержать, не выпустить.

Но ребята продвигались. Ныряли под поваленные стволы, отводили длинные еловые ветви с черной бахромой, дрожавшей в синеватой тьме. Все трое вытащили телефоны и подсвечивали себе дорогу, хотя Вовка уже не понимала, как видно лучше: с фонариком или без. Глаза привыкали ко мраку, а дальние отсветы города отчетливо очерчивали силуэты кустов.

Вовка замыкала, хотя ей отчаянно хотелось оказаться в середине их коротенькой процессии. То и дело оборачиваясь, она испуганно всматривалась в темноту за спиной. В дрожащих пятнах телефонных фонариков плясал и лес: дергались сучья, скакали ветви, колыхалась лиственная завеса. Казалось, лес вздыхает и спешит вслед за ними: то обгоняет, то отстает, то разойдется театральным занавесом, то шлепнет внезапной веткой из пустоты.

Дикий лес скоро кончился. Зашумело в отдалении шоссе, и черные сучковатые фигуры, выраставшие на пути, растеряли всю свою потусторонность. Теперь уже и клочковатые бородки лишайников, свисавшие с ветвей, и шершавые стволы с причудливыми узорами на коре не казались сказочными – так, маленький кусочек нетронутой природы, зажатый между наступающим городом и полоской железнодорожного полотна.

Вовка приободрилась и перестала оборачиваться. Фонарики заплясали веселее, под ногами замелькали тропки.

– Ну вот, что я говорил, – объявил Илья, указывая вперед.

В просветах между деревьями тлел оранжевый свет. Шоссе загудело громче.

– Думали, не дойдем?

Позади что-то треснуло, зашуршало, и Вовка резко обернулась. Выставила свой телефон, будто защищаясь, но округлое пятно фонарика больше слепило ее саму, чем освещало лес. Луч просто не дотягивался.

– Ты чего там? – крикнула спереди Лёля.

Вовка застыла, упорно высвечивая что-то во тьме, но шорох больше не повторялся, а друзья не ждали.

– Иду, – шепнула Вовка и припустила вслед за ними.

Спиной она так и чувствовала чей-то взгляд, но оборачиваться больше не хотела. Уже виднелась впереди дорога, так близко – рукой подать.

И тут Вовка зацепилась ногой за корень. На полном ходу рухнула коленями в листья, острая ветка хлестнула по лбу, из глаз чуть не брызнули слезы.

Вовка приподнялась и развернула руки. Ладони саднило, но разобрать, где грязь, а где кровь, она в полумраке не смогла.

– Не сезон еще вроде, – послышался сзади голос Феди.

Дыхание у Вовки так и перехватило.

– Для ягод, говорю, не сезон.

Голос приблизился, зашуршали листья.

– Ты чего расселась? Удобно? Здесь заночуем, под трассой?

В полумраке мелькнула его ладонь.

– Ну чего ты. Давай вставай. Или башкой приложилась?

Федя ухмылялся от уха до уха: высоченный, беззаботный, обыкновенный. Та же синяя футболка с джинсами, что были на нем в поезде, тот же потертый серый рюкзак со значками. И глаза – во тьме цвет не разобрать, но радужка от зрачка отличается – глаза уж точно не черные.

– Вовец, ты хоть слово-то скажи.

Он опустился на корточки и шутливо ткнул ее в плечо. Вовка чуть не рухнула обратно в листья.

– Эгей, ты чего такая хрустальная? Башкой все-таки приложилась?

Вовка неловко замотала головой.

– А ты… ты откуда? – хрипло спросила она.

– Экспресс-почтой доставили, прямо в лес. Ну Вовка, блин, ну что за вопросы? За вами шел, ясное дело.

– И на поезде ехал?