В десять вечера я уложила Оленьку спать, потом ещё немного пооткровенничала с Тоней, пока та не начала раз за разом зевать. Она ушла в свою комнату, а я зачем-то осталась ждать Тимура. Отчего-то мне непременно хотелось ещё раз всё ему высказать, поблагодарить без этих дурацких эмоций, спокойно, взвешенно и искренне.

Тимур так и не пришел. Я ждала его до часу или до половины второго, а когда у самой глаза стали слипаться, поднялась в свою комнату. И врать себе не буду — то, что он так и не пришел, меня задело…

Всякие утренние дела отвлекли, конечно, но за завтраком Тоня обронила, что Тимур приходил около семи. Переоделся в свежее и снова ушёл. Весь день я старательно не думала об этом. А если само всплывало в уме, я благоразумно не поддавалась грусти. Да мало ли что его могло задержать? Я и сама до недавнего времени пропадала пропадом на работе. И потом, днем было чем заняться. С моей Олей времени на рефлексию и не оставалось.

Однако приближался вечер, а от Тимура снова ни слуху ни духу. Теперь уж я точно не сомневалась — он избегает именно меня. Недаром мне так и казалось. И я догадывалась. В чем дело. Вернее, в ком. Та самая Юля, с которой он говорил ночью после свадьбы. Точнее, оправдывался, объяснял: брак фиктивный, ненастоящий. Оно всё так. Только вот Тимур вряд ли перед кем-то будет оправдываться, разве только перед кем-то очень близким и дорогим.

И если вчера от радости я как-то об этом не задумывалась, то сегодня приуныла. Даже Тоня это заметила и за ужином принялась выгораживать Тимура: такой он занятой, такой весь в себе, что кажется, ему на всех плевать, а на самом деле…

Но мне от её попыток стало только тоскливее. И ведь я понимала, что должна быть ему признательна, что ни на какие претензии права не имею. Что ничего он мне не обещал. Что это вообще редкое благородство — помогать кому-то по старой памяти ну или из сочувствия, а не с расчетом, чтобы потом быть вместе. Только мне не хотелось такого благородства. Мне хотелось бы больше вот такого расчета, хотя и глупо это, конечно. Да, человек — существо наглое, конечно. Получил одно, пусть даже самое желанное, успокоился и вот уже хочет другое. Мне это не нравилось, но ничего поделать с собой не могла.

Тоня и Оленька уснули, только мне не спалось. Я себя накручивала: наверняка Тимур у этой Юли. Оставил нам свой дом, а сам не ночует. Как ещё это объяснить?

А потом всплыли его слова, когда он придумал пожениться: «Суд выиграешь и разведемся…». Я тогда настолько была поражена предложением, что не вдумалась полностью, а теперь всё встало на свои места. Суд выиграли, он помог, чем мог — пора и честь знать. Потому он и уходит, потому и избегает меня, потому и замер, окаменев, когда я его поцеловала. Потому что есть Юля. Ну а мне он помогал просто как давний друг.

Тут же наперекор всем доводам вспомнилась та ночь, когда он мне потом деньги сунул. Нет, лучше бы и не вспоминалась…

Ближе к полуночи я накрутила себя до такого состояния, переворошив вообще всё, что между нами происходило и давно, и недавно, и в конце концов поняла: не могу так. И не хочу. Не хочу его жалости, не хочу быть ему помехой. Пусть живет в своем прекрасном доме сам, с Юлей, с кем угодно.

Ну а я… я начну жизнь заново. Для начала, пока у меня осталось десять дней отпуска, съезжу к родителям в Зареченск. Олю они уже полгода как не видели. Про суд — ни сном ни духом. Но это я намеренно им не сообщала. Зачем? Мама и развод с Игорем пережила с трудом, даже в больнице умудрилась полежать по этому поводу. А узнай она всё остальное… ой даже думать не хочу.

Зато сейчас можно с родителями спокойно повидаться, все обдумать, всё решить, остыть от всей нервотрепки…

Не знаю, какая шлея мне под хвост попала, я ведь обычно умею сдерживать истеричные порывы. Но тут не усидела. Схватила сотовый и накатала ему сообщение:

«Тимур, хотела с тобой поговорить, еще раз поблагодарить заодно, но, видимо, так и не дождусь. Поэтому пишу так. Спасибо тебе за всё. Завтра утром я вместе с Олей уезжаю. Пока на десять дней, потом — видно будет…».

И скорее отправила, пока меня окончательно не одолели сомнения. А как отправила, так тотчас стало стыдно. Почему хотя бы утра не дождалась? К тому же, теперь мне казалось, что по сообщению видно, что я на самом деле чувствую, что обижаюсь и психую, словом, снова выгляжу как дурочка. Потом решила: да чего уже? Обратно сообщение не вернешь. Пошла спать.

Только опять лежала в кровати без сна, пялилась в потолок, представляла, как завтра уедем… И всё?

А потом вдруг услышала внизу шум. Затаилась. Да, точно, кто-то там внизу ходил. Выйти или нет?

Пока я размышляла, шаги приблизились. Сердце, екнув, бешено заколотилось. А когда дверь начала тихонько приотворяться, оно едва из груди не выпрыгнуло. В диком напряжении я вглядывалась в его силуэт.

Тимур остановился в проеме, наверное, привыкал к темноте. Потом шагнул ко мне, присел на край кровати. Шепотом, чтобы не разбудить Олю, спросил:

— Спишь?

— Пытаюсь.

— Поговорить хотел.

— Я сейчас спущусь.

Тимур кивнул, поднялся, вышел, а я перевела дух…

Тимур

Я никогда не видел Марину такой — даже не перепуганной, а… слова-то такого не знаю. Человек на грани — вот как это называется. Её аж трясло от нервов. И мне, рядом с ней, даже немного неловко было, потому что всё заседание я лично попросту скучал. И поглядывал на часы, прикидывая, когда вся эта тягомотина закончится. Мне не было пофиг, просто я другого исхода и не ожидал.

Марина же, едва мы вышли из зала заседания, прямо там же, в коридоре, расплакалась. Не навзрыд, но все же стояла, зажав рот ладонью, и роняла слезы. Затем горячо благодарила юриста, ну и меня. Меня — даже дважды. Сразу и потом, уже дома. Кинулась мне на шею, поцеловала, при Тоне, при дочке своей. А меня от нечаянных-то прикосновений моментально ведет, а тут… И всё так неуместно, не вовремя. Я лучше ничего не придумал, как уйти.

Потом сомневался: может, зря ушёл? Может, лед тронулся? Да нет, это ж она просто от благодарности так. Юриста вон тоже обняла, мне это, кстати, не понравилось. Спасибо, хоть целовать его не стала.

Нет, всё правильно, что ушел. Сейчас она в эйфории. А мне от её «благодарности» сорваться недолго, она же потом, когда успокоится, скажет: воспользовался ситуацией, а ведь обещал…

Домой я не поехал вообще. Снял номер в отеле. Тем более нашел, чем себя занять — надо было просмотреть записи с камеры из подъезда Лысого. Сам он как сгинул.

Был — и нету. Я уже пробил все места, где он прежде мелькал. Домой к нему наведался — тоже глухо.

Думал провернуть тот же номер, что и с тем нарком — расспросить соседей лысого, но те на все мои вопросы лишь бессмысленно хлопали глазами. Один лишь мужик, который жил за стенкой, припомнил с трудом, что несколько раз видел лысого, но даже как его звать — не в курсе.