Бошняк сидел понурившись. Он мог бы сказать, что молод, верил людям, жалел их. Березин терпеливо ждал.

— Салова сюда, — подойдя к двери, крикнул Невельской.

Вошел стриженный ежом Салов, вытянулся. Его колючие глаза зорко и смело смотрели в лицо капитану.

— Говори, Салов, как могло быть, что взломан ящик, украдены деньги, взят вельбот?

— Я ничего… вашескородие… Как перед истинным.

— Я прошу тебя! Беглецов надо поймать во что бы то ни стало. Это позор… Я убежден, что ты знаешь все. Ты не дурак и умеешь держать язык за зубами. Но настала пора один раз тебе открыться. Я знаю — ты соучастник. С тобой они делились деньгами, говори все толком, а то будет худо.

— Как перед истинным! Ничего не знаю!

Он стал сбивчиво рассказывать, как бежали люди, что сам удивлен… Невельской долго слушал и наконец не выдержал. Он подал знак Алексею Петровичу.

— А ну, Николай Константинович, — меняясь в лице, крикнул он, — выстройте пять человек с ружьями. Салова — под расстрел!

Унтера схватили и вывели из казармы. Невельской вышел следом.

— Привязать его, мерзавца, к дереву. Дух из тебя вышибу. Ты отвечаешь за все! Отвечай или сейчас же…

— Это же твой платок, — сказал Березин. — Вот ассигнации!

— Деньги были в этом платке! Ты в сговоре с ними.

— Вашескородие… Ваше… — закричал побледневший Садов. Его прикрутили веревками к дереву. — Что знаю, все скажу. А чего не знаю, то не знаю…

— Куда бежали, где они? Только две дороги есть — на море и по Амуру.

— По Амуру.

— Толком говори! Рассказывай все! Мало им, что вельбот украли, негодяи, — ящик взломали, украли деньги! Шестаков бежал!

Офицеры перешли в землянку. Невельской не мог успокоиться:

— Какой предатель оказался! А как я надеялся на него, как его любил! Если поймаем, придется судить, чего я не хочу и не умею. Надо их поймать! Напишу Муравьеву, что сбежали люди лучшие, грамотные, разумные! Да пусть Николай Николаевич подумает об этом. Вы объясните ему: у людей не хватает терпения. Подло ставить нас в такие условия! Люди поддаются влиянию негодяев, забывают долг. И это те, которые еще недавно были верны!

Подавленные, офицеры молчали.

Капитан знал, что у него еще есть очень преданные и смелые люди: Козлов, Иван Подобин, Конев, Веревкин, Алеха Степанов, казаки Беломестнов, Парфентьев, Аносов, урядник Пестряков, якут Иван Масеев. Есть еще люди в экспедиции и другие — грамотные и разумные.

— Ну, господа, что делать?

Решено было дать знать маньчжурам, что бежали опасные преступники.

— Можно к вам, Геннадий Иванович? — сказал, появляясь у входа, Иван Подобин.

— Войди!

С ним Веревкин, который прежде служил на «Байкале» у Невельского, а зиму провел в здешней команде.

— Вот он знает, Геннадий Иванович. Скажи…

— Они говорили — в Америку… — замялся матрос.

— Зачем? — спросил капитан.

— Мол, царя нету и нет помещиков… Это Шестаков…

— Кто это сказал — нет царя? — испуганно спросил Невельской и поглядел на офицеров.

— Как нет? — так же испуганно отозвался Чихачев.

— Не знаю, так будто они говорили, — сделанной насмешкой продолжал Веревкин и боком глянул на Подобина. — Выборная там власть, мол, и виноград растет, и апельсины, и золото моют…

— Может быть, они про Калифорнию говорили?

— Скорее всего, что про нее. А вот я вспомнил, ваше высокоблагородие… Про Калифорнию!

— Ну?

— Хотели на китобое. А не удастся, так до будущего лета хотели прожить на Сахалине на теплой стороне. Говорят, на Сахалине благодать местечко, теплые воды есть.

— Почему же ты раньше не сказал?

— Да я запамятовал…

— А ну еще Салова сюда.

Ввели боцмана. Он только что после сильной порки. Лицо его в отеках.

— Ну, ворона, теперь будешь говорить? — спросил Невельской. — Говори толком все, что знаешь. Куда пошли они? На иностранное судно наниматься? А ты молчал! Видно, брат, недаром ты был палачом. Теперь сам пойдешь в Охотске под суд.

После увода преступника Невельской сидел на земляной скамье прямо, как аршин проглотив, шея вытянута, глаза горят. Тяжко было ему творить расправу, наказывать людей.

— Их нельзя винить, господа, — вдруг сказал он. — В чем причина?

— Геннадий Иванович, — Бошняк был смущен и бледен, — мне все кажется, что мы обречены! Два восстания за один год! Дальше будет хуже. Вы сами говорите, что эту зиму мы прожили только благодаря тому, что «Шелихов» разбился и мы сняли с него груз товаров, назначавшийся в Аляску. Нас ждет голод и неминуемо новый, более ужасный бунт. Наша команда очень дружна с гиляками, и они, объединившись, совершат общее восстание и перережут нас…

«Он — сумасшедший! — подумал Невельской. — Что он порет!»

— Оружие у команды на руках, — продолжал Бошняк. — Есть сорвиголовы. Нас — офицеров — горсть. Что мешает команде перебить нас и уйти куда угодно, тут весь мир перед ними открыт.

— Но почему они не делают этого? Ведь все не пошли?

— Вот этого я не могу понять.

Чихачев нервно рассмеялся:

— Этого быть не может. У людей есть чувство долга…

Но мгновениями и его взор выражал тревогу. Казалось, он утешал сам себя.

— Горькая наша доля, господа! — сказал Невельской.

— Воронья слепота орлу не указ, Геннадий Иванович, — заметил Березин, — но вот вы толкуете с каждым казаком и матросом и объяснить желаете, какая тут будет благодать и, мол, рай земной в южных гаванях. А зачем ему знать об этом? Его дело — лопата, топор, весло! Они наслышались да и ушли в южные гавани. Вот Николай Константинович знает, что говорит, — все туда уйдут и там выберут себе президента…

Березин любил пуститься в рассуждения о невероятных событиях. Казалось, ему приходили в голову всевозможные несбыточные проекты или смешные подозрения. Но это как-то не вязалось с его умной практической деятельностью. Сейчас он занят был расследованием проделок Салова и все страшные предположения делал исключительно для того, чтобы поддержать офицерский разговор и припугнуть «птенчиков», посмотреть, как у них бегают глаза. Да и Геннадию Ивановичу нечего морить голодом команду. Какое дело матросу — он казенный человек, его корми, а он за харчи должен умирать за веру, царя, отечество… Извольте, вашескородие, расхлебывать все сами! За счет цинготных много не опишешь и цивилизацию отсталым народам не внедришь!

Невельской знал хитрость своего лучшего помощника.

— Ну, если восстанут и захотят идти в теплые гавани, и я восстану и пойду туда вместе с ними, — шутливо сказал он, угадывая настроение Березина. — Бросим тут все и пойдем!