В этот период я серьезно увлекся фотографией и потратил все свои сбережения на то, о чем давно мечтал – среднеформатный фотоаппарат «Хассельблад 500-СМ». Я еще и поставил на свой «Хассельблад» самую современную полароидную приставку, которой очень заинтересовался Фред. Ему давно нравилась мгновенная печать «Полароидов», в 70-х он не расставался со своим SX70. В общем, он попросил меня сделать полароидную фотографию при помощи моего высокотехнологичного аппарата: мистер Меркьюри и его новый имидж – усы! Он начал отращивать усы во время записей в Мюнхене в 1980 году и, хотя отлично все видел в зеркале, хотел иметь при себе двухмерную картинку. Он хотел увидеть то, что вскоре увидит весь мир. Я сделал фотографию, и он стал с нетерпением ждать ее проявки. Наконец я снял верхний слой бумаги и показал ему получившийся кадр. Он выхватил у меня фотографию и тут же воскликнул:

– Да! Мне это нравится!

Должен сказать, его мнение тогда мало кто разделял.

Во время первых записей в мюнхенской налоговой ссылке я ненадолго вернулся в Лондон, чтобы растаможить аппаратуру, прибывшую морем из Японии. Покончив с рабочими делами, я собирался уже вернуться к мюнхенскому веселью. Но тут мне позвонили.

– Рэтти?

Веселый голос секретаря звучал слишком уж дружелюбно.

– Да…

– Тебе нужно будет кое-что забрать с собой в Мюнхен.

– Какой сюрприз… Что это? Оно тяжелое? Мне нужно будет декларировать его на таможне? Это не английские колбаски? Кое-кто в группе жалуется, что жить без них не может.

– Это Фредди.

Фреду, тоже на несколько дней заглянувшему в Лондон, не с кем было ехать обратно в Мюнхен. Я не возражаю против такой компании? Фред никогда не путешествовал один; кто-то всегда ездил с ним, кто-то всегда селился в соседней комнате гостиницы. Он просто не мог без компании.

Ну, место первого класса в самолете «Бритиш Эруэйз» – не самый худший вариант, так что я согласился.

К сожалению, из-за забастовки авиадиспетчеров в Хитроу возникла серьезная проблема: все рейсы были отложены на длительный срок. В воздухе витало беспокойство – Фред израсходовал все положенные ему дни в Великобритании, и ему нужно было уезжать. Немедленно.

Я поехал в Хитроу и слонялся вокруг регистрационного столика «Бритиш Эруэйз» в Первом терминале, пока не узнал хорошие новости. Когда мне стало известно точное время отлета в Мюнхен, я немедленно позвонил Фреду, и он примчался по шоссе М4 из Кенсингтона.

В Лондоне стояла солнечная летняя погода, так что несколько стаканов минеральной воды в самолете пришлись как нельзя кстати. В мюнхенском аэропорту нас на взятом напрокат «Мерседесе» встретил Петер, местный парень, работавший тогда водителем Фреда. В отличном настроении мы поехали в восточную часть города, в наш дом – «Хилтон». Фред вернулся в свой величественный номер и решил принять ванну, прежде чем ехать в студию. Я позвонил в Musicland и объявил, что «его высочество» вернулось и вскоре приедет.

Фред что-то напевал в ванной, отстукивая ритм и выкрикивая названия аккордов:

– Ре – так, отлично, потом до и соль… Рэтти, иди сюда скорее!

– Э-э-э… ты хочешь, чтобы я зашел к тебе в ванную, Фред? Я как-то не уверен насчет этого.

– Да нет! Гитару мне принеси! Скорее!

Он вышел из ванной, завернутый в полотенца и с мокрыми волосами, и опрометью кинулся в гостиную, где я дал ему потрепанную акустическую гитару, лежавшую в номере именно на случай таких импульсивных творческих моментов. Фред немного побренчал на ней пальцами – он никогда не пользовался медиаторами. Не желая откладывать ничего на потом, Фред настоял, чтобы мы немедленно поехали в Musicland; в студии немедленно остановили работу. Он созвал всю группу и с большим энтузиазмом изложил им новую идею, над которой они тут же начали работать. В результате получилась песня Crazy Little Thing Called Love, один из успешнейших синглов Queen.

Быть с ним – это привилегия, но неважно, как долго я знал Фреда, как хорошо он меня принимал, доверял и беспокоился обо мне, полностью расслабиться в его присутствии было невозможно. В течение почти двадцати лет мы не раз бывали вместе в обществе, но мне всегда приходилось быть начеку. Проще говоря – у Фреда была аура. Она окружала его всегда – на сцене перед 130 тысячами зрителей или за столом во время завтрака, когда он ковырялся в зубах зубочисткой и жаловался на похмелье. Когда он заходил в комнату – любую комнату – вы сразу понимали, что рядом с вами кто-то особенный. Уникальный. Волшебный.

В Мюнхене я часто видел магический ритуал Фреда по призыву вдохновения. Когда он искал слово, фразу, аккорд, идею, воспоминание – что угодно, что могло помочь в работе, – он склонял голову и клал ладони на виски, растопырив пальцы. Потом начинал подергивать руками и пальцами – они словно вибрировали. Если он сидел, то клал локти на стол и устремлял взгляд вниз, а ладони подрагивали и вибрировали, словно антенны, настроенные на какую-то невидимую силу. Он что-то бормотал про себя; много времени на то, чтобы найти нужную фразу, ему не требовалось, и тогда он резко вставал, громко хлопал в ладоши и кричал «ДА!».

Замечательные сцены.

Несмотря на то что я постоянно был рядом с Queen, меня все равно впечатляли знаменитые люди. Я встречал многих рок-звезд и знаменитостей, но могу сказать, что никто из них не излучал такой ауры, как Фред – а Фред на самом деле был довольно скрытным и застенчивым.

Наша жизнь в Мюнхене требовала финансирования, и серьезного. Счета за студию пересылали прямо в лондонский офис принадлежавшей Queen компании Raincloud Productions, но для других целей требовались наличные деньги. Queen держала свои счета в «Кауттс», у банкиров самой королевы – где же еще? Перед мюнхенскими записями я отправился в отделение «Кауттс» в Найтсбридже, через дорогу от любимого магазина Фреда «Харродс», чтобы получить наличные. У меня была доверенность на право подписания документов о получении денег, одобренных бухгалтерами или Джоном Диконом, следившим за большинством финансовых сделок группы. Я припарковал «Форд-Транзит» за углом «Кауттс» и медленно вошел в старинное банковское учреждение. Туда-сюда сновали толпы до ужаса вежливых людей, так что я чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Назвав свое имя клерку в полосатом фраке и жилете (он решил все-таки не нажимать тревожную кнопку), я отдал ему паспорт и образец подписи, после чего тот вышел через заднюю дверь, словно персонаж Диккенса. Вернулся он с пачками дойчмарок на серебряном блюде, которые отдал мне, после чего спросил, нужен ли мне конверт.

– Да не-е-е, приятель, я все в сумку запихаю, – ответил я и начал пересчитывать банкноты.

Дживсу, похоже, это не слишком понравилось, потому что он несколько раз многозначительно кашлянул. Наверное, вот так в открытую пересчитывать деньги в «Кауттс» считалось дурным тоном, но я честно пересчитал весь эквивалент сорока тысяч фунтов стерлингов (огромные деньги в 1980 году). Все сошлось.