— Откройте, горим! — постучался в дверь Аргамаков, на которого была возложена обязанность докладывать императору о внезапных происшествиях.

Лакеи в гусарской форме приоткрыли дверь, но, увидев толпу офицеров с обнаженным оружием, хотели тотчас захлопнуть ее. Не успели — оба упали под ударами сабель.

Вторая дверь тоже была на запоре. Здесь пришлось потрудиться — не кричать же императору, чтобы он открыл ее. Наконец дверь поддалась. Ворвались со свечами и саблями в руках. Постель императора сиротливо жалась к стене огромного кабинета, и на ней никого не было.

Платон завыл в панике:

— Нас предали — его здесь нет! Это Пален нарочно подстроил. Я это сразу понял, когда он сказал идти порознь.

Офицеры оторопело глазели по сторонам, не зная, что им делать с обнаженным оружием.

Флегматичный Беннигсен подошел к императорской кровати, приподнял одеяло и потрогал простыни.

— Теплые… Он здесь.

Беннигсен медленно повел глазами по комнате: теплая кровать, над нею шпага и трость Павла, далее заколоченная дверь на лестницу, ведущую в покои императрицы, камин, ширма…

Спокойным шагом Беннигсен подошел к камину, раздернул ширму. За ней стоял бледный босой император в ночной рубахе и колпаке.

— Ваш деспотизм настолько тяжел для нации, что мы требуем отречения от престола, — выдавил из себя Беннигсен.

Позади толпой стояли офицеры, судорожно сжимая сабли. В коридоре послышался шум. Платон Зубов в испуге завертел головой, отступив на шаг:

— Сюда идут. Нас предали.

— Стойте, — Беннигсен крепко сжал руку Зубова, — путь назад — гибель для нас. Надо действовать.

— Пустите меня, — забормотал Павел, немного совладав с собой, когда заметил, что не только он трусит. — Вы не смеете! Что я вам сделал?

— Вы — тиран, — зашипел на него князь Яшвиль, которого переполняла пьяная злоба. — Помнишь, как ударил меня на параде?

— Как вы смеете!

Павел оттолкнул надвигавшихся на него князя Яшвиля и графа Николая Зубова.

— Ах, ты кричать!

Николай Зубов схватил стоявшую на камине табакерку и ударил ею императора в висок.

В голову Павла вошли резкая боль и темнота. Он медленно стал оседать на пол, закрыв рану руками.

И тут толпа офицеров озверела, все принялись шпагами и ногами добивать упавшего государя, боясь одного: как бы он не ожил и не наказал их за содеянное. Лишь Беннигсен отошел в сторонку — он выполнил свой долг.

Скарятин снял со стены шарф императора и, накинув его на шею монарха, с кем-то из офицеров долго душил и без того бездыханное тело. Но и Скарятина, в конце концов, оттолкнули, чтобы еще раз кольнуть и ударить тирана.

Наконец один из офицеров решил сообщить радостную весть тем, кто был за пределами императорского кабинета. Он выбежал из дверей и столкнулся с колонной Палена, не спеша поднимавшейся по лестнице.

— Павел умер! Да здравствует император Александр!

Пален послал своего адъютанта проверить известие. Адъютант обернулся быстро.

— Он жив? — с беспокойством спросил Пален.

— Нет.

— Ты не ошибся?

— Мертвее не бывают.

Глаза Палена повеселели, и он сообщил своей колонне:

— Я поднимусь к Александру Павловичу. А вы приберите в кабинете и доложите императрице, что Павел скончался от апоплексического удара. Но к телу ее не подпускайте, что бы ни говорила. Это приказ императора Александра!

Солдат, выведенных из казарм и подведенных к стенам Михайловского замка, решили привести к присяге этой же ночью.

— Павел был тиран. Радуйтесь, что он скончался от апоплексического удара, — объявили офицеры.

— Для нас он был отец, — отвечали угрюмые солдаты.

— Кричите «ура!» императору Александру.

Солдаты молчали.

Полковой священник с крестом и Евангелием на аналое растерянно ходил перед строем.

— Почему не присягаете? — прибежал посыльный от Палена.

Священник крестом повел по строю солдат.

— Почему не присягаете новому императору? — обратился к солдатам посыльный офицер.

— А мы старого мертвым не видели! — выкрикнули из задних рядов.

— Я видел и говорю вам: Павел мертв… — И, набрав полные легкие воздуха, посыльный закричал: — Да здравствует император Александр!!!

— Шел бы домой, ваше благородие, проспался. А то, не ровен час, споткнешься. Вишь, рожа-то от вина как свекла красная.

— Мужичье! Бунтовщики!

Оскорбленный посыльный бросился назад, доложить Палену о солдатском мятеже. Но по дороге столкнулся с только что назначенным новым комендантом Михайловского замка Беннигсеном и доложил ему:

— Они хотят видеть его.

— Кого?

— Мертвого, ваша светлость.

— Но это невозможно, его сейчас гримируют и приводят в порядок.

— Иначе, ваша светлость, солдаты начнут свое.

— Что «свое»? — рассердился Беннигсен недомолвкам.

— Они говорят: вы сделали свое, теперь мы свое сделаем… Меня оскорбили.

Беннигсен прихватил двух офицеров, знающих по-русски, — сам он с трудом понимал чужой язык — и отправился к солдатам.

Солдаты упорствовали и не присягали.

Беннигсена охватило раздражение, что так четко выполненное дело осложняется мелочами.

— Пусть увидят, раз захотели.

Выбрали десять делегатов, которых провели в Михайловский замок, и показали им обезображенный труп императора. Во дворе замка солдат поманил к себе граф Пален, беседовавший с Александром I.

— Ребята, вот ваш новый император. Передайте всем, что видели его, и он вас любит.

— Идите же, — ласково скомандовал Александр I солдатам, и тут же обиженно обратился к Палену: — Где же карета?

— Вот она!

Царская карета Екатерины, которой управлял граф Николай Зубов, прогромыхала мимо чудом увернувшихся солдат и остановилась подле нового императора. Из распахнутой двери выпрыгнул князь Платон Зубов и легким кивком пригласил монарха залезать. Александр повиновался. Платон сел рядом, скомандовал: «В Зимний!» Лошади понесли.

— Наступил час, которого желала ваша бабушка, — начал разговор последний фаворит Екатерины. — Вы исполнили ее волю, и теперь нам нечего опасаться за отечество…

Зачем его убили? Чтобы насытиться золотом Англии?.. Или это мщение за личную обиду?.. Или для спасения Отечества?.. Что бы ни стояло за убийством — оно гнусно и недостойно звания дворянина, через злое дело нельзя стремиться к добру.