– А что вы собирались тут высмотреть? Хотели убедиться, что найденное среди гераней стёклышко как-то связано с пузырьками?

– А оно точно связано. Тот же цвет, тот же запах... Этот осколок – частичка одного из флаконов со стола. Кто-то был так неосторожен, что разбил его в саду. Может, испугался моих шагов? Если бы я не опрокинул тут всё, то смог бы убедиться, что нужного флакона нет, и смог бы доказать, что кто-то вовсю шарится в этом местечке и делает это чаще, чем думает миссис Мерит. 

– Погодите. Вы утверждаете, что кто-то разбил в саду флакон, а затем принялся прятать осколки среди цветочных горшков?

– Скорее искать, чем прятать. Да. Точно. Кто-то рылся в земле из-под гераней, услышал мои шаги, встрепенулся, выронил флакон, а тот ударился о камни и разбился. Куда делись остальные осколки – не берусь судить, но, возможно, они тоже где-то там, в земле или под камнем, или ещё под какими кустами.

– Так вы копались в геранях, потому что полагали, что там что-то спрятано? Какая чушь! Я понимаю, что по ночам все чувства обостряются, но вам следовало бы умерить свою подозрительность.

– Тогда как вы объясните это? – Тим кивнул на пыльный стол.

– Ничего странного не замечаю.

– А я заметил. Ещё днём.

– Так поделитесь.

– Миссис Мерит клялась, что каморка не открывалась годами и с момента смерти Бетси сюда никто не входил. Верно? Покрывшийся пылью стол был отличным тому доказательством. Уборку уже лет двадцать не делали, а к флаконам не прикасались, вот под ними и было чисто и ни пылинки. А теперь представьте, что я почувствовал, когда под одной из склянок обнаружил толстенный слой пыли. Выходит, пузырёк поставили на стол не так давно. Возможно, не прошло и недели. Но кто, если ваша обожаемая миссис Мерит без устали твердит, что это место пустует и всегда взаперти? 

– От вашего отца я слышала, что вы ещё тот злостный прогульщик и занятия в университете пропускаете чаще, чем обналичиваете отцовские чеки.

– К чему вы клоните?

– К тому, что вы переборщили с чтением детективных романов, иначе с чего такой полёт фантазии? Лекции вы прогуливаете, а более нет места, откуда вы могли бы почерпнуть такие знания. Значит, виной всему дешёвые романы, да и рассуждаете вы так же, как их герои. 

– Может, у меня талант к сыскному делу?

Малеста презрительно фыркнула.

– У вас талант к выдумке. Вы что-то там себе вообразили, чего не может быть. Вот увидите: солнце взойдёт, начнётся день, и то, что казалось ночью странным, перестанет таким казаться, обретёт правильные формы и развеет ваши подозрения.

– Сомневаюсь, – вздохнул Тим и принялся осматривать оцарапанную ладонь. – Если мне что-то втемяшится в голову, то выбить это будет трудновато.

– Я в этом убедилась на личном опыте. Восемь лет назад вы за что-то возненавидели меня и несёте эту ненависть в своём сердце до сих пор. И она настолько сильна, что вы готовы унижать меня любыми способами. – Малеста подняла с пола один из счастливым образом уцелевших пузырьков, откупорила и втянула носом аромат. – Возьмите. Это поможет. Найдите полоску ткани почище, промочите духами и протрите рану.

– Вы заняли место моей матери...

– Вы уже достаточно умны, чтобы понять, что меньше всего тем поступком я хотела досадить вам.

– Отец никогда её не любил...

– Я, кажется, не просила вас откровенничать.

– Прошу, молчите. Когда и где ещё это делать, как не в тесноте и не в рассветных сумерках? Пользуйтесь сложившейся ситуацией и моим расположением: другого шанса вывести меня на откровенный разговор не будет.

Тим осмотрел разорванную в нескольких местах рубашку. Для носки она уже не годилась, зато для обработки царапин – вполне. Оторвав длинную и широкую полоску, Тим смочил краешек богатыми на луговые травы духами и приложил ткань к ранкам. Защипало.

– В молодости отец любил покутить, – продолжал Тим, будучи всецело поглощённым обработкой ладони. Он даже не заметил, как Малеста пристроилась прямо за его спиной, на кровати, и, сунув руку под одну из подушек, внимательно слушала, прикрыв от усталости глаза. – И даже в зрелом возрасте своим привычкам не изменил: достаточно вспомнить, в каком кошмарном месте он отыскал вас...

– Вы опять взялись за старое?

– К сорока годам он промотал столько и залез в такие долги, что если бы не матушкины деньги, мы пошли бы по миру.

– Вот видите. Ваш отец всё же сумел сдержаться. Другой на его месте спустил бы и её сбережения.

– Всё это было очень странно. Каким-то образом мы вдруг стали снова богаты. Баснословно богаты. И всё это случилось почти сразу после смерти матери. Помню, отец много ездил по разным адвокатским конторам, а потом в один прекрасный день завалился в дом с карманами, полными денег, и его шейный платок был перепачкан пудрой и румянами. В тот день я его возненавидел.

– А потом вы возненавидели меня...

– Вы появились двумя годами позже. Тогда мне было уже всё равно. Вы просто пополнили мою копилку ненависти. Ведь вы такая же, какими были все остальные. Рыженькие, брюнетки, высокие, толстые... Чем вы отличались от них? Лишь тем, что повезло вам больше и вы сумели заполучить кольцо на палец. А в остальном – одно и то же.

– А чем вы отличаетесь сейчас от своего отца? Чем вы лучше его? Разве вы ведёте праведную жизнь в столице? Разве старательно учитесь и не проводите время за выпивкой и картами? Разве вы цените жизнь, не прожигаете её? Может, вы с уважением относитесь к другим людям? Может, создаёте что-то во благо будущего? Какую радость вы принесли в этот мир, какому человеку бескорыстно улыбнулись, чьё сердце согрели и какого несчастного искренне выслушали? Вы играете в театре, вы примеряете маски каждый день, но вы упустили тот момент, когда одна из масок намертво приклеилась к вашему лицу. И она отвратительна, Тимоти. Она настолько омерзительна, что даже говорить о ней мне сейчас трудно.

– А я и просил помолчать, если вы вдруг забыли.

Тим несколько раз обернул тканевую полоску вокруг ладони и закрепил.

– Если вам неприятно слушать, значит, в вас ещё осталась капля сострадания... Нет, только не сейчас.

Дрожащий голос мачехи заставил Тима резко обернуться.

Малеста, как и прежде, лежала на кровати. Её глаза были закрыты, а пальцы касались висков.

– Что случилось? Опять болит?

– Схватило так, что, кажется, вот-вот взорвётся.

Тим вскочил с пола и присел на краешек кровати. Накрыл своими руками руки Малесты, бережно отвёл её пальцы в сторону и сам надавил на виски.

– Не лучше?

– Немного. Но долго не продержаться.

– Не вздумайте мне тут грохаться в обморок. Мы не в Девонсайде, а миссис Мерит – дама строгих принципов и высокой морали. Боюсь представить, что она подумает.