– И все же я бы на твоем месте выпросил у синих чешую, лучшего «мыла» не придумаешь. И поскорее увлекся новой дамой сердца.

Вместо ответа Невзоров лишь махнул рукой.

– Давай говори, чего искал в такую рань?

Лицо Юлия вдруг посерьезнело.

– Смертный блок на том человеке. Я почти его снял, Демьян. Не хватило самой малости. – Он потер переносицу указательным пальцем. – Если бы ваши не давили на него все это время, у меня был бы резерв. Блок сработал на количество нажимов, и я не смог предотвратить стунцию.

– Что таможенник?

– Испустил дух.

– Еще одна напрасная смерть, – с досадой произнес Демьян.

Он поднялся с кресла и подошел к очагу. Затем обернулся.

– И что, совсем ничего?

– Только то, что ставил его очень сильный вэйн. – Предупреждая скепсис друга, Юлий добавил: – Цвет его потока силы самый тяжелый – фиолетовый.

– Хоть что-то.

Следующие три дня пролетели как один. Тиса проводила время в аптеке, отдавая работе все внимание и силы. Она не столько желала себя показать на новом месте, как выбить из головы запретные мысли, которые то и дело одолевали ее с того памятного видения.

Сперва с опаской, а потом с удивлением девушка наблюдала, как колдунья ускоряет настаивание снадобий с помощью наклада. Нет, у нее не было жезла, подобного тому, что имел погодник Филипп, или тем более скипа, как у Демьяна. Агата Федоровна держала в руках желто-зеленый флюорит, который нежно называла «желток», – камень размером с яблоко, из которого сиянием исходил ясный желтый свет. Он-то и обволакивал чаны с зельем, ускоряя настаивание. Так, заживляющая раны мазь, которая должна была выстоять двадцать один день, требовала лишь пару часов такого освещения.

– Удивительно, как вы это делаете, – шептала Тиса, наблюдая за колдовством аптекарши. На что та лишь покачала головой.

– Это не моя сила, ласточка, а святой Вэи. Я лишь та, кто пользуется ее даром.

Список необходимого к приготовлению на глазах сокращался. В этом, как казалось вэйне, была заслуга ее помощницы, так как сама Агата Федоровна после необходимых накладов и проверки часто отлучалась из сырьевой. С женщинами, с которыми пришлось делить работу, Тиса быстро нашла общий язык. Если сначала они и имели сомнения в умениях новой травницы, то позже, не единожды наблюдая одобрение ее работы хозяйкой, предпочли довериться ее помощнице.

В полдень вэйна повезла в городскую лекарню благотворительную партию снадобий, взяв в носильщики Жорку, молодого паренька из работников. Вернулась уставшей к вечеру, будто сама тянула сани вместо лошадей. Скинула меховую накидку и без сил опустилась на стул.

– Не могу смотреть на людскую боль, – ответила она на немой вопрос помощницы, которая собиралась было отчитаться о сделанной работе, но решила повременить с этим. – Берусь творить наклады, чтобы облегчить бедолагам страдания, и в который раз не рассчитываю силу. У меня ведь ее не так-то и много, девочка.

– Погодите, я скоро, – девушка ненадолго оставила Агату Федоровну, а когда снова появилась, подала хозяйке аптеки кружечку с разведенным девясиловым настоем. – Не силуч, конечно, но хоть что-то. И вам нужно прилечь.

Колдунья послушно выпила, затем подняла от кружки удивленный взгляд.

– А ты и силуч умеешь готовить? Да ты просто находка для меня, ласточка.

Эти слова стали Войновой дороже любых похвал.

– Помоги мне подняться к себе. Не хочу отвлекать от работы Пантелеймона. Я и так его задергала в последние недели. А мальчишку уже отпустила.

Два этажа над аптекой тоже принадлежали Агате. Поговаривали, что у колдуньи есть еще маленькое поместье, но она отдала его племянникам для проживания. Сегодня Тиса неожиданно удостоилась подняться в личные покои Агаты Федоровны. Надо сказать, Войнова была удивлена уютной и скромной обстановкой тех некоторых комнат, которые успела увидеть, пока вела под локоть женщину. Светлая в своем большинстве мебель. Синяя парадная, цветочно-белая гостиная и маленькая светлая чайная в пастельно-лимонных тонах. В чайную и пожелала завернуть вэйна, хотя ее тяжелое дыхание свидетельствовало о том, что ей требовалось лечь. Появилась пожилая, но крепкой кости горничная Дотья и взбила подушки на диване, и уже вместе усадили в них Агату. Под барские ноги горничная подставила мягкий табурет и удалилась, чтобы донести кухарке хозяйский приказ подавать ужин.

– Вкусная еда – то, что мне сейчас нужно для хорошего самочувствия, – призналась колдунья. – Составишь мне компанию, ласточка? Наверняка не обедала же. Гоняю я вас, но потерпите, после сотворенских тишь да гладь настанет, еще заскучаете.

– Я хотела сбор крепительный собрать, – замялась девушка, рассчитывая, что все же сумеет отказаться.

– Завтра соберешь, теперь уже в приют точно успеваем. – Вэйна махнула ручкой, тут ее взгляд упал на запястье помощницы, и сиреневые глаза расширились. – Бог мой, неужели это часы памяти?!

Только сейчас Тиса заметила, что манжет ее платья расстегнут, и мамины часики открыты для глаз. Пришлось подавить в себе детский порыв, чтобы не спрятать руку за спину.

– Прости мне мое любопытство, дорогая, но ты не позволишь взглянуть ближе? – спросила колдунья.

Пришлось протянуть руку и показать дорогую сердцу вещь… которую знаешь наизусть, каждый зигзаг трещины на стекле, каждую вмятинку в серебре, каждый завиток кружевных стрелок. И даже еле различимую надпись на древнем языке по ребру корпуса, проявившуюся сильнее за последний месяц.

Взяв помощницу за руку, вэйна поднесла к глазам девичье запястье с часиками и чуть развернула, чтобы разглядеть эту самую надпись.

– Все верно. Они и есть. «Со прэт ха вия» – на добрую память, – произнесла она, заинтересовавшись теперь циферблатом со стрелками. – Прелестная вещица, не ошибусь, если скажу, что сделана старыми мастерами первых гильдий! Надо же, и в прекрасном состоянии.

– Трещина… – возразила Тиса.

– Сущий пустяк по сравнению с полезным действием этих часиков, – отмахнулась Агата Федоровна, – правда же? И каково это, дорогая моя, иметь возможность вспомнить что угодно в любой момент? Не расслабляет головушку? – Она постучала пальцем по виску.

Признаваться в том, что носишь вэйновскую вещь и остаешься полной невежей относительно ее применения, было неловко. Но на сей счет имелось оправдание, которое девушка невнятно озвучила.

– Получается, в наследство достались, и поведать было некому об их свойствах, – поняла Агата Федоровна.

«Только бы подробности не пытала», – подумала Тиса. Та откровенность, с какой говорят о прошлом без оглядки, с некоторых пор не входила в число ее добродетелей, а молчать – некрасиво. Но вэйна лишь какое-то время наблюдала за ее лицом, после чего улыбнулась. Устало и по-доброму.