– Да свой собственный! В техническом отсеке!

Он ничего не отвечал, чуть покусывая губу, а потом вдруг – я даже не поняла, что случилось – рука его дернулась по направлению к моей голове, я почувствовала сильнейшую боль, которая, словно взрыв, пронзила мой мозг, после чего наступила темнота – и забвение.

Очнулась я лежащей на своей кровати, руки плотно связаны в запястьях за спиной, ноги стянуты веревкой в лодыжках, во рту и горле – кляп.

Большой минус всего происшедшего – что ни о чем никому нельзя рассказать.

Даже самому близкому человеку. Например, тебе. А что? Конечно, ты стала мне близка за последние две недели. Практически теперь мы как родные люди. Даже жаль будет навсегда расставаться.

Но все равно тяжело, что приходилось все время держать язык за зубами. И сдерживаться, как бы чего не ляпнуть. А я ведь по психологическому типажу экстраверт. Да и работа такая. Экскурсовод, организатор. Шутка ли! Все время на людях, все время с людьми. Постоянное общение.

Так что невысказанное очень меня в последнее время мучило. Поэтому устраивайся поудобнее, до утра у нас с тобой еще много времени. Ты лучше перекатись, ляг на бок, так связанные руки меньше затекать будут. Я ведь в десантуре служил, и нас подобного рода штучкам учили. Э, нет, не мычи, развязать я тебя не смогу. И кляп изо рта вытаскивать тоже не стану. От греха подальше. Береженого бог бережет. Для твоего же блага. Мало ли какая глупость тебе в голову взбредет.

В общем, если хочешь, слушай. Все равно тебе больше делать нечего.

История эта началась года два назад, когда я уже постоянно жил и работал на Байконуре. Снимал квартиру, встречался ни шатко ни валко с Наиркой, которая на почте работала – она в нашем рассказе еще появится. Друзьями и знакомыми обзавелся, перед Главкосмоупром прогибался, потому что имелась у меня идейка собственное дело на космодроме замутить. А трудился я в ту пору экскурсоводом в местном музее – но не в том, что на второй площадке, куда вы со стариками и Сенькой не пошли, сговаривались тогда на лавочке про Талгата. Нет, я трудился в другом музее – в городе, в Доме культуры. Люди к нам все-таки от нечего делать ходили. И хоть крыша подтекала, и организовано все было по-дурацки, но экспонаты там были подобраны классные. К примеру, катапультируемое кресло для пилотов «Коршуна». Или кусок тормозного парашюта этого же орбитального самолета. Или макет экваториального старта.

И вот однажды меня директриса вызывает, очень взволнованная: надо, говорит, провести частную экскурсию для одной важной персоны. Хорошо, говорю, пожалуйста. Для нас подобные визиты – далеко не новость. Многие богатые туристы на самом деле хотели индивидуального обслуживания, да и не так это дорого. А директриса: это очень, ОЧЕНЬ богатая дама. Недавно ее компания экваториальный старт купила. И теперь эта леди в космической отрасли осваивается, на «Юбилейный» аэродром на своем самолете прилетела.

Так мы и познакомились с Натальей Георгиевной Бабчук. Однажды, не сразу, конечно, а когда наши отношения уже кое во что перешли, я по поводу ее фамилии пошутить попытался – и ты бы видела, каким ледяным презрением она меня облила! Одним взглядом отшила – я его никогда не забуду. После него мне немного понятней стало, как она многомиллиарднодолларовой компанией руководит и как ее тысячи людей беспрекословно слушаются.

Ты, наверное, спросишь – и, полагаю, тебе это важно: любил ли я ее?

Конечно.

В нашей связи была порочность, заданная внешними условиями. Эта порочность придавала отношениям дополнительного перца.

Мне и тридцати нет, а ей – за пятьдесят.

Мне так забавны были ее постоянные заботы-ухищрения казаться моложе. Занятия спортом, гимнастика, маски, блин, красоты. Когда мы проводили ночь вместе – нечасто, впрочем, это случалось, – она в ванной комнате проводила, перед тем как возлечь, минут сорок, не меньше. И все равно – ее подвядшая кожа, подвядшее тело, как переспелый, чуть подгнивающий фрукт. Что-то в обладании ею было особенно порочное.

Да, касаться ее тела, тронутого временем. Юзать его.

И еще, конечно, что меня почти в прямом смысле подкупало – она была сказочно, фантастически богата! Как Крез. Для нее не было вообще никаких преград, или барьеров, или тормозов. И не возникало вопросов: «А можно?» Или: «А когда будет можно?» Или: «Ах, надо выбрать время (и денег)». Нет, если ей чего-то хотелось, она приходила и брала. Или – давала мне, если чего-то хотел я. А она при этом считала полезным и нужным удовлетворить мое хотение.

У нас ведь так и началось. Я обмолвился, что никогда не был в Венеции. А не прочь. Она размышляла не долее пяти секунд. У нее голова работала как БЦВК – бортовой цифровой вычислительный комплекс. Вообще в тот раз практически не задумалась. Потом спросила: у тебя загранпаспорт есть и шенген? Я ответил: да. Она кивнула. Ушла в ванную, уединилась. Я уже понимал: там ее никогда не надо беспокоить. А через полчаса вышла – и: едем.

– Куда?

Она не ответила.

Она была не совсем женщина, конечно. Или даже совсем не женщина. В том смысле, что ваш пол обычно болтлив чрез меру. Вы выдаете слишком много лишней информации. Проще сказать: трещите без перерыва. А эта – нет. Крайне скупа на слова. И если не хочет говорить, даже на твой прямой вопрос не отвечает. И это подкупало. В сочетании с тем, что внешне она очень женственной была. И, с поправкой на возраст, весьма и весьма секси. Но при этом очень по-мужски держала всегда всю ситуацию под контролем. И только иногда, очень редко, в постели, расслаблялась. И начинала без умолку трещать, лепетать. И стонать, и кричать.

…Ты лежи, лежи, Вичка. Не надо сучить ножонками и так громко ревновать. С тобой мне тоже неплохо было, чего уж там…

Так вот, в тот момент Наталья просто сказала мне: поедем. И даже не проговорила ничего – какие там взять вещи. Просто: тебя не будет два дня. Если есть, кому надо знать об этом, пре-дупреди. Или по работе условиться. По дороге им всем из машины позвонишь и скажешь.

– А куда мы?

Опять без ответа. А потом я уже и спрашивать в подобных случаях перестал.

В этом есть что-то крамольное, запредельное – когда тобой распоряжаются. Как вещью. Как игрушкой. Но и подкупает подобное обращение, конечно. Действует как мощный афродизиак. Расслабляешься. Становишься текучим, податливым. Милым.

Она так распоряжалась людьми, как в древности – я читал – главные советские конструкторы распоряжались. Королев, например. Как он встречал человека в коридоре ОКБ в Подлипках: ты летишь со мной на полигон. Прямо сейчас. Если надо позвонить жене – из моей машины сможешь. И через несколько часов полета привозит нужного ему человека сюда, на техническую позицию.

А я ей, значит, нужен был. Для сексуальных утех? Ну, это слишком плоско. Вы ведь, женщины, вообще шире и богаче нас устроены, не правда ли? Это только нам, мужикам, один секс подавай. И Наталья, конечно, на меня запала. И хотела рядом с собой иметь. И наслаждаться – во всех смыслах. Но и я ею, безусловно, упивался. А почему нет?