Оль подумал, что меч держал человек, которого таки допекла язвительность Алеры и ее длинный язык.

Имэль оглядела лица сидящих у костра.

– Тахар спас ее. В последние вздохи создал портал и прошел через него с Алерой на руках.

– Значит, она все-таки не умерла, – упрямо уточнил Оль.

Тахар подошел, без спроса уселся рядом – прямо на то место, где раньше сидела Умма. Словно хищник, уставший гоняться за добычей и занявший наблюдательный пост у ее норы.

– Для нас двоих – все равно что умерла, – сказал он негромко, чеканя слова, и голос его звучал сердито. – Мы были рядом… по брови в ее крови. Мы успели понять, что она умирает, а мы ничего не можем сделать, совсем ничего, понимаешь? Мы чуть не рехнулись там…

– И не в наших силах понять, как меняют людей подобные события, какие связи возникают между ними впоследствии, – закончила Имэль. – Потому, да, мы на многое в их поведении смотрим, как можно подумать, сквозь пальцы.

– Ну тогда они вам тут устроят, пожалуй, – пробормотал Оль.

– Тот случай… Он произошел давно, – строго добавила эльфийка. – Несколько лет назад. Как видишь, ничего они нам не «устроили».

– Терпеть не могу эту присказку, – вдруг громко заявила Алера. – Рассказывают о чем-то плохом и говорят: «Это было давно», словно уменьшая тем самым плохость. Раз прошло много времени – значит все отболело, принялось, как-то утряслось, и уже можно слушать историю как бы понарошку, не всерьез.

– И что в этом скверного? – спросила незнакомая Олю эльфийка, совсем юная, остролицая, очень тоненькая.

– Тем, как принимаешь происходящее. Словно понарошку. – Алера сердито ткнула пальцем в чащу, и Оль не сразу понял, что она имеет в виду внешний мир, лежащий за Эллором. – Когда тебе рассказывают о плохом, если оно случилось недавно, – ты немного разделяешь боль людей, которым плохо. Ты понимаешь, что им плохо сегодня, прямо в тот вздох, когда тебе рассказывают их историю. И тогда ощущаешь себя немного в ответе за то, что эти жуткие события вообще смогли случиться. И ночью не спишь спокойно, потому что ты знаешь: где-то рядом случилось плохое, кто-то горюет из-за этого, прямо теперь горюет!

Эльфийка потупилась, а Алера говорила, быстро, словно боялась, что слова закончатся раньше, чем мысли:

– Но мы не любим горевать, мы не хотим трудных мыслей ночами. Не хотим быть в ответе за чужую подлость, за чужое горе. Нам легче прикрываться всякими словами, которые скрадывают плохость. «Это было давно» – вот и весь сказ, все уже отплакалось, остыло, принялось. Или вот еще: «То ли правда, то ли нет». Когда слышишь такое, то дальше может быть какой угодно ужас. За него душа не очень сильно будет болеть, ведь ты всегда можешь решить для себя, что нет, это все-таки неправда. И можно спать по ночам спокойно.

Оль как открыл рот в самом начале этой тирады, так с отвисшей челюстью и сидел. До сего вздоха он и не предполагал, что у Алеры есть душа, которая к тому же умеет болеть.

– Я не относительно к себе, – буркнула та, заметив взгляд гласника и неправильно его истолковав, – я в целом. За меня не беспокойтесь.

Стемнело, и от мохнатых стволов отделились полупрозрачные тени: предки подходили к костру. Олю уже несколько раз доводилось их видеть, и всегда гласнику было не по себе. Словно призраки какие, честное слово – зеленоватые, как деревья, из которых вылезают, да и носы задирают выше некуда – под ноги-то им смотреть не надо.

Пока ему не довелось попасть в Эллор, Оль думал, что эльфы верят в предков так, как верят жители Идориса в Божиню. Оказалось, нет – предки для здешних эльфов были чем-то вроде призорцев, которых, в отличие от Божини, можно и увидеть, и поговорить с ними, и попросить о помощи, тут же получив ответ – как лешего или хатника, только помогали предки охотней призорцев и умели больше. Выходило, что в Божиню эллорцы не верили просто потому, что было незачем. Зато в нее верили ортайские эльфы, почитая предков постольку поскольку – за пределы Эллора их власть не распространялась.

Оль обернулся к Тахару просто для того, чтобы не видеть этих призрачно-зеленых эльфов, и тут же понял, что еще было удивительного в рассказе Имэль.

– Странные дела получаются, – сказал он. – Я уж не понимаю: хоть чего-нибудь бывает таким, как мы привыкли о нем думать? Вот в Школе нам твердили, что большая часть магов исходит от земного начала, а на деле выходит так: плюешь в пустоту – попадаешь в мага воздуха. Нам говорили, что самоучкам недостает сил открывать порталы, а на деле, опять же, куда ни плюнь – попадаешь в самоучку, что творит эти порталы как заведенный…

– В твои годы, – улыбнулся Тахар, – пора уже перестать верить в непогрешимость школьного учения. Хотя про порталы они правы: у меня на них сил не хватает. Один раз только сумел, тогда…

Он кивнул на Алеру.

– Попользовал, значит, жизненную силу помирающего друга, – отметил Оль.

Тахар пожал плечами:

– А что, ты умеешь сам решать, какую энергию применять, а какую – и не принимать? Хоть ты обученный маг, хоть не обученный – все мы как котелки, в которые что-то падает. Котел не выбирает, что будет варить – сливу или кусок мяса.

Оль скривился и не ответил.

– А про то, что вам в Школе в головы напихивают, и говорить нечего, – продолжал Тахар, – маговское назначение, любимые дети Божинины, единая надежда мира. Использование дара во благо. Пожизненный долг перед магическим сообществом, который за чрезмерной зыбкостью и непонятностью легко заменить на пожизненный долг перед Школой и ректором.

– Откуда ты все это знаешь? – сердито перебил Оль. – Ты ж в Школе не учился! Или учился?

– Я – нет, – отрезал Тахар и переключил внимание на ветку с неизвестными Олю поджаренными фруктами, которую вручила ему проходившая мимо эльфийка.

Фрукты были похожи на маленькие яблоки, а запах от них шел хлебный. Тахар долго дул на ветку, затем осмотрел фрукты с таким видом, словно ничего не было важнее в мире и Мирах.

Оль ожидал продолжения. Понимая, что под этим выжидательным взглядом кусок в горло не полезет, Тахар неохотно объяснил:

– Мои родители были поселковыми гласниками. Я знаю, чему и как учат в Школе, и почему не хочу такого для себя – знаю тоже. Вы оттуда выходите болванами, надутыми и цены себе не слагающими. Все думаете, будто вы какие-то особенные и будто сама Божиня наделила вас очень важной ролью в этом мире…

– А разве ж не так? – искренне удивился Оль. – Обученный маг – ого сколько всего может! Как же не быть особому назначению для того, кто имеет особую мощь?

Тахар закатил глаза и принялся обгрызать зажаренный фрукт. Наверняка подобные разговоры ему надоели еще в детстве, наверняка ему много раз доводилось пререкаться о том же самом с родителями. Интересно, почему он сказал, что те «были» гласниками? Куда они делись-то? Самому Тахару чуть больше двадцати, и даже если он – очень поздний ребенок, то его родители должны еще быть не слишком-то и старыми.