Тогда Матильда раскрыла последние козыри: они поедут в Новую Каледонию, где будут жить счастливо, без страхов и упреков. Поезд в Париж отходит около пяти часов: Полю нужно принять решение и встретиться с женой в четыре часа в Ботаническом саду недалеко от вокзала. Они с мамой приготовятся к отъезду и будут ждать его. И хотя Верлен осознавал, что самое трудное еще впереди, он не стал уходить от прямого ответа и пообещал прийти. Матильда расставалась с ним, чувствуя себя победительницей.

Узнав обо всем, Рембо заявил, что в таком случае он тоже вернется в Париж. Поль сразу же понял, что это поставит крест на возможном возобновлении нормальных супружеских отношений. Он уже знал, чем это закончится. Он знал, что слишком слаб, чтобы противостоять искушениям: все начнется заново — абсент в кабаках Латинского квартала, ужасные сцены с г-ном Моте, ссоры с Матильдой. Но Рембо стоял на своем. Он не станет возвращаться к матери, чтобы доставить удовольствие женщине, которая изгнала его из Парижа.

Поль пришел на вокзал мрачный, просто неузнаваемый. Матильда попыталась воодушевить его и развеять его грусть. Он последовал за ней словно против воли — безропотный и покорный.

В вагоне, с жадностью проглотив холодную курицу, он заснул — или сделал вид, что заснул, — до самой пограничной станции в Кьеврене.

«Там», по словам Матильды, «все вышли из поезда; но после прохождения таможни Верлен исчез, и мы не могли его найти. Поезд вот-вот должен был отойти, и мы были вынуждены зайти в вагон без него. В ту самую минуту, когда запирали дверцы, мы наконец увидели его на перроне.

— Скорее идите сюда! — закричала моя мать.

— Нет! Я остаюсь! — прокричал он в ответ, надвинув шляпу на глаза.

Больше я никогда не видела его»[237].

Было невозможно понять эту неожиданную развязку, пока г-н Монда не привел одну деталь, которую узнал от Делаэ: в том же поезде ехал и Рембо[238]. Можно себе представить, как был изумлен Верлен, увидев его на таможне. Мерзавец! Как он осмелился… Если так, то все объясняется. Воля Рембо оказалась сильнее воли Верлена и его жены вместе взятых. До этого он лишь испытывал судьбу, теперь он перешел Рубикон.

Для Матильды это был страшный удар. Она вернулась домой в слезах. Все рушилось. Удар был настолько силен, что она серьезно заболела. Через три дня, по ее словам, она осознала, что же на самом деле хотел ей сказать муж. И тогда ей передали записку от Поля, которая ее добила:

«Несчастная морковная фея, мышиная принцесса, клоп, которого давно пора раздавить, вы все испортили, вы, быть может, разбили сердце моего друга. Я возвращаюсь к Рембо, если он меня примет после того предательства, которое вы заставили меня совершить»[239]. Надо полагать, что Верлен — в глубине души раздосадованный, но свободный — писал эту записку в сильном опьянении.

В любом случае для Поля случившееся тоже было большим потрясением. Он отдавал себе отчет в том, что трещина, отделявшая его от семьи, только что на его глазах превратилась в пропасть. Он вызвал к себе мать, как делал всякий раз, когда попадал в серьезные неурядицы. Она утешила его и привезла теплых вещей на зиму. В течение некоторого времени ему снились кошмары: непонятное письмо, пришедшее к нему из Льежа, начинающееся словами «Моя дорогая мамочка» и подписанное «Эмма», вызвало у него панику (хотя наверняка почтальон просто ошибся адресом). В это же время какая-то полная женщина с оспинами на лице пыталась на почте узнать, где он живет, а за несколько дней до нее — еще какой-то незнакомец[240].

Понятно, что все это заставило его понервничать. И его опасения были отнюдь не беспочвенными. В архиве бельгийской полиции в деле Рембо была найдена следующая записка сотрудника по фамилии Дильмай от 3 августа 1872 года:

«Бюро по делам иностранцев — просьба к начальнику службы писем до востребования сообщить нам адреса г-д Рембо Артюра и Верлена Поля, получающих почту у него в конторе»[241].

В тот же день, 3 августа, бюро по делам иностранцев направило в тайную полицию два запроса с целью выяснить, не видели ли беглецов в период с 1 июля до даты запроса. «На 3 августа ответ отрицательный», — указано внизу листа.

Верлен, опасавшийся мести со стороны семейства Моте, был бы очень удивлен, если бы узнал, что эти поиски были организованы, как мы увидим далее, по просьбе г-жи Рембо.

В начале августа он, как ему показалось, вновь обрел некоторое спокойствие. Его стихи теперь носят лишь отпечаток неизъяснимой меланхолии:

Деревянные лошадки ярмарки Сен-Жиль, которые «бегают по кругу, но знают, что сена им не достанется», были подобны ему самому — он так же бегает по кругу и знает, что счастья ему не видать.

Он решился написать Матильде несколько писем в непринужденном тоне, сопровождая повествование странными шутками: «Рембо, одетый в велюр, как какой-нибудь Сиври, пользуется в Брюсселе большим успехом и будет счастлив видеть тебя рядом с нами»[243].

Никто не знает, действительно ли Рембо пользовался большим успехом, но он был очень доволен. Песни и стихотворения, написанные им в то время, свидетельствуют о совершенной расслабленности и полной свободе:

Но сколько угроз на горизонте! Полиция следовала за ними по пятам, это подтверждает следующая записка из дела Рембо[245]: