20 марта 1853 года в Чарлстоне доктор Макей присвоил Альберту Пайку все степени Шотландского устава кроме одной. Пайк, уроженец Бостона, отправился на запад в попытках исцеления своего разбитого сердца. Кульминацией его приключений стало смертельно опасное пешее путешествие (он прошел примерно 1047 км) через территорию команчей, чтобы добраться до мирного Арканзаса. Именно там он мечтал сколотить состояние, получить должность окружного юриста, курсирующего по пароходным маршрутам Миссисипи и Арканзаса. Пайк был полной противоположностью своего масонского наставника Макея: это был жизнерадостный, харизматичный, длинноволосый, бородатый, отличавшийся хорошим аппетитом и работоспособностью человек. На досуге он сочинял романтические стихи, а также был редактором нескольких газет и командовал отрядом арканзасских добровольцев в американо-мексиканской войне (1846–1848).

Когда Макей принял Пайка, они за один вечер прошли все церемонии, кроме церемонии Тридцать третьей степени Шотландского устава. Макей признал в своем протеже человека, обладающего достаточной интеллектуальной выносливостью, чтобы выполнить работу, в которой так остро нуждался Шотландский устав, а именно от него требовалась тщательная переработка церемоний получения степени, сопровождающаяся глубоким переосмыслением мифологии, которая лежала в основе этих ритуалов. Шотландский устав должен был стать хранилищем мудрости, лежащей в основе всех человеческих культур.

В 1859 году при поддержке Макея Пайк был избран на высшую должность Шотландского устава как Верховный главнокомандующий Верховного совета. Этот пост он занимал вплоть до своей смерти тридцать два года спустя. Переделав доктрины и проследив за их выполнением, Пайк приступил к написанию огромного труда «Мораль и догма Древнего и общепринятого устава Шотландского масонства» (Morals and Dogma of the Ancient and Accepted Rite of Scottish Freemasonry). Работа была опубликована в 1871 году.

Талант Альберта Пайка заключался в том, что он, будучи ненасытным читателем, больше всего любил придумывать ритуалы. Его главным недостатком было то, что он был расистом и его расизм глубоко укоренился в братстве. Несмотря на то что Пайк был янки по рождению, он усвоил рабовладельческие ценности хлопковых плантаторов, обитавших на низменной местности Южного и Восточного Арканзаса. Это был его второй дом. Рабовладельцами были его клиенты, друзья и единомышленники. Он курил их сигары, пил их виски и садился с ними за праздничные столы. В своих передовых статьях он выражал возмущение вмешательством северян в дела Юга, выступал против фанатиков, поддерживающих ликвидацию рабства, и заявлял, что наемные рабочие на Севере живут гораздо хуже, чем негры на Юге.

Фанатизм Пайка охватывал многие сферы его жизни. В середине 1850-х годов он с энтузиазмом вступил в недолговечную антикатолическую партию, присоединился к людям, которых называли незнайками. Партия была названа именно так, поскольку ее члены поклялись отрицать то, что они вообще знали о ее существовании. Партия «Незнаек», девиз которой был: «Америка для американцев», ее представители были против въезда людей из католических стран, таких как Ирландия. Партия пропагандировала идеи о том, что папа тайно организовал вторжение, которое приведет к тому, что римская церковь поработит протестантскую Америку. Со своими клятвами, степенями, уникальными рукоятками различных оружий и паролями, партия «Незнаек» также оставила четкий отпечаток в истории масонства.

Альберт Пайк (1809–1891), Великий командор Верховного совета Шотландского устава с 1859 г. до смерти

Удивительно, что, несмотря на пренебрежительное отношение к другим расам, Пайк испытывал определенное сочувствие к американским индейцам. Поколением ранее многие коренные народы были вытеснены на запад с юго-востока Соединенных Штатов на так называемые индейские территории, которые простирались за западной границей Арканзаса на территории нынешней Оклахомы. На протяжении большей части 1850-х годов Пайк в качестве адвоката пытался добиться компенсации для коренных народов криков и чокто.

Связь Пайка с масонством была решающим фактором в его отношениях с индейской верхушкой. Коренные американцы уже давно были желанными гостями в ложах. Считается, что вождь ирокезов Тайенданегеа (он же Джозеф Брант, 1743–1807) был первым американским индейцем, посвященным в «искусство»: англичане приняли его, чтобы заручиться его поддержкой в войне против американцев. Многие такие факты диалога и посредничества через масонство лишний раз рисуют перед нами мрачную и постыдную историю о том, как коренные американские народы были лишены собственности. Действительно, на индейских территориях в 1840-х и 1850-х годах наблюдался своего рода расцвет масонства среди так называемых Пяти цивилизованных племен (туда входили такие племена, как: чероки, чикасо, чокто, крики и семинолы). Первая ложа Чероки № 21 была одобрена Великой ложей Арканзаса в 1848 году. В 1852 году племя чокто основало ложу Доксвил, а три года спустя появилась ложа Маскож, созданная индейцами племени крик.

Верхушку коренных народов Америки привлекало в масонстве то же, что и масонов из других частей света: братство, статус и прочее. Но «искусство» также сплотило их с влиятельными белыми братьями, такими как Альберт Пайк.

До сегодняшнего дня некоторые утверждают, что многие коренные американцы имели общие культурные черты с масонством: они верили в силу чисел, хорошо ориентировались на местности; поклонялись солнцу, использовали тайные магические слова; верили в силу ритуальных предметов. Возможно, в этом есть доля правды: некоторые масоны-индейцы, безусловно, признавали сходство двух этих миров. К началу XIX века масонство уже впитало в себя огромное количество различных мифов и мотивов со всего мира, поэтому неудивительно, что обнаруживаются совпадения с системами верований коренных американцев.

Миф о благородном дикаре проливает свет на то, что на самом деле Пайк и другие белые масоны думали о своих индейских братьях. В американской масонской литературе XIX века особенно пользовались популярностью истории на такой заезженный сюжет. Торжествующий храбрец, поднявший боевой топор, чтобы нанести смертельный удар, стоит над раненым белым солдатом. Сквозь зубы, стиснутые в агонии и отчаянии, солдат издает масонский сигнал бедствия. Каким-то чудом, опираясь на что-то глубоко укорененное в коллективном бессознательном своего народа, храбрец распознает сигнал и, вместо того чтобы снять скальп со своего пленника, обращается с ним со всем уважением, подобающим брату. Такие басни льстили масонам, им казалось, что они наследники древних истин, общих для всего человечества, — тех истин, которые заставляют самых благородных из дикарей Америки почувствовать в своей душе трепет. Другими словами, каждый белый масон высокомерно считал, что «искусство» как высшее выражение человеческой мудрости пришло в Америку и оказалось воплощением всех самых сокровенных духовных чаяний аборигенов. Вот что написал про это ведущий историк в области американоиндейского масонства: «Масоны, среди других колонизаторов, видели себя в авангарде исторического движения, которое уже было предопределено: каким-то образом их прибытие уже было известно тем, кого именно они хотели поработить».