Через несколько месяцев я прочитал в научном разделе «Нью-Йорк тайме», что в Исландии, стране с таким красивым названием, очень много случаев злоупотребления алкоголем. Значит, обо мне заботились боги, послав ухаживать за мной исландку, когда я в ней особенно нуждался.

Я так и не узнал, как попал с Восточных шестидесятых на Элдридж-стрит, преодолев расстояние почти с Манхэттен, и что делал почти шесть часов. Эта часть моей жизни выпала навсегда вместе со многими прочими вечерами. Больше я никогда не встречал доброго бармена и его великолепную девушку.

– Когда я тут очутился, Дживс? – с озабоченным трепетом спросил я.

– Незадолго до десяти, сэр. Довольно рано.

Весьма ободряющее известие. Насколько помнится, я пришел в комнату Тинкла примерно без четверти девять. Просидел с ним около получаса, возможно, минут сорок. Остается не такой большой провал, во время которого я мог что-нибудь натворить. Надо спросить Тинкла. Совсем не хотелось встречаться так скоро после того, что он со мной сделал, хоть я и не считал его дурным человеком. Просто жизнь и природа к нему безнадежно не благоволили.

– Незадолго до десяти, это очень хорошо, – сообщил я Дживсу. – Думаю, я отключился около половины десятого. Стало быть, есть надежда, что не успел особенно набезобразничать. Вы не видите никаких новых ран, синяков?

– Нет, сэр.

– Ох, Дживс, мне очень жаль, что вы со мной встретились. Я безнадежный алкоголик. Надеюсь, я вам не сказал ничего оскорбительного?

– Нет, сэр. Просто хотели лечь в постель. Успели сообщить, что мистер Тинкл обошелся с вами очень нехорошо, но не пояснили, в чем это заключалось.

– Даже нельзя сказать, чтобы нехорошо, Дживс. Бедняге еще хуже, чем мне, если такое можно себе представить. Пусть у меня сломан нос, проблемы с алкоголем – у Тинкла дела еще хуже. По-моему, даже ваша приводная система ему не поможет. Может быть, помогли б башмаки на высокой платформе, хотя мне из прочитанного стало ясно, что это неэффективно. Он мне исповедался, Дживс. Изложил все свои проблемы. Нечто вроде радиоактивного облучения. Расплавилась моя внутренняя защита. В психологическом смысле мне требовался свинцовый жилет, который дают у дантистов во время рентгена.

– Понятно, сэр.

– Не принесете еще воды, Дживс?

– Да, сэр.

Я выпил еще один укрепляющий стакан Н2О и вылез из постели. На ногах стоял вполне крепко. Выглянул в окно: день обещал быть прекрасным. Может быть, все будет хорошо… как только я расспрошу Тинкла о выпавшем получасе. Снова сел в кровати, испытующе ощупав нос. По-прежнему больно пульсирует, но отек вроде несколько спал. Я задумался, что не в порядке с Тинклом, и попробовал объяснить это Дживсу.

– Понимаете, Дживс, возможно, мне следовало отслоиться с любовью от Тинкла, если я правильно понял идею. А я вместо того привязался и был высосан начисто.

– Весьма прискорбно, сэр.

– Мне следовало бы знать. Когда меня подростком учили спасению утопающих, то предупреждали. Правило спасения на водах такое: «Тяни, бросай, тащи, удирай». Первым делом надо попробовать дотянуться до утопающего шестом или таким крюком. Если не получится, бросить тот самый круглый предмет. Первое побуждение – накинуть его на голову вроде лошадиного хомута, но этого делать не следует. Он должен упасть перед утопающим. Если и с той круглой штукой не выйдет, надо сесть в лодку, оглушить утопающего веслом и втащить на борт. Если у тебя нет лодки, тогда уходи. Когда кто-нибудь тонет, совсем нежелательно очутиться в воде вместе с ним. Его одолеет смертельный инстинкт, он попытается тебя убить и в панике утопит. Почти все усвоенные мной приемы спасения на водах подобны боевым искусствам: подавляй другого, чтоб спастись самому. Поэтому запомните, Дживс: «Тяни, бросай, тащи, удирай». Теорема, по-моему, применима к любым человеческим отношениям и за пределами плавательного бассейна.

– Очень интересно, сэр.

– Точно то же самое, что отслоение с любовью. Возможно, АА позаимствовали свои принципы у гильдии спасателей утопающих. Но с Тинклом я не вспомнил свое обучение, бросился головой в воду, и он меня на дно потянул. Ох, Дживс, я вам даже еще не рассказывал о предпринятых им усилиях. А в начале вечера ко мне привязалась симпатичная сумасшедшая – Сигрид Бобьен. А еще была чрезвычайно прекрасная женщина по имени Ава с самым что ни на есть поразительным носом. В целом очень странный первый вечер. Вам не кажется, что это на самом деле сумасшедший дом, который нам лишь представляется художественной колонией? Я постоянно думаю, что так оно и есть, но хотелось спросить ваше мнение.

– Я вполне убежден, сэр, что мы находимся в центре искусств.

– Почему вы так уверены, Дживс?

– Просто уверен, сэр.

– Хорошо, Дживс, я вам верю. Ваша уверенность определенно подтверждается отсутствием медицинского персонала, по крайней мере, на виду.

– Да, сэр.

– Я бы не возражал против медицинской помощи в таком похмелье, хотя дело не так уж и плохо. Первые прогнозы были мрачными, но я выкарабкиваюсь.

– Я бы посоветовал ванну, сэр, потом, если желудок ваш примет пищу, пойти завтракать, съесть яичницу. В яйцах, как вам известно, содержатся белки и минералы, очень полезные после вечерней выпивки.

– Правда, яичница пошла бы на пользу.

Дживс протянул банное полотенце.

– Спасибо.

– Пожалуйста, сэр.

– Дживс, обещаю снова завязать, – пообещал я, но чувствовал при этом шаткость и слабость подобного заявления, очевидные, по-моему, и Дживсу.

– Очень хорошо, сэр.

– Вы отслоились, Дживс?

– Да, сэр.

– Я вас не виню. Наилучшая позиция. Хотелось бы мне самому от себя отслоиться. Только, по-моему, к самому себе неприменимы ни принципы спасения на водах, ни принципы АА. Остается одно: если тонешь – плыви.

– Логичное заключение, сэр.

– Что ж, попрактикуюсь в ванне.

– Очень хорошо, сэр.

– Изображу всплывшего мертвеца.

– Да, сэр.

– Я просто хотел пошутить, Дживс. Черный юмор.

– Понятно, сэр.

Еще одно разделение западного мира. Недоразумение с Тинклом, за которым, впрочем, следует дружеская беседа. Пара сплетен, услышанных за столом. Ложное обвинение в мой адрес… или все-таки справедливое?

К завтраку явилась примерно половина колонистов, остальные, видимо, воздерживались по принципиальным соображениям, что я с определенным интересом отметил. В постоянном стремлении разделять мир, по-моему, можно с уверенностью утверждать, что он делится на завтракающих и не завтракающих.

Войдя в наполовину заполненную столовую, я сразу заметил Тинкла, направлявшегося за кофе. Прочие расположились в созвездии столиков, уже нагруженных дымившимися подносами с яичницей, картошкой, беконом, овсянкой. Кроме того, внимание привлекали большие салатницы со свежими фруктами, мюсли и йогуртом.