Дженни ошарашена. Этого не может быть. Незнакомец приходит к ней и говорит, что верит ее рассказу – абсурдному рассказу, которому не верит больше никто, даже Эбби, приходившая сюда и… …этого не было!

– Это все обман!

Люди во дворе обернулись на нее.

Мотнув головой, Дженни ускорила шаг. Она направлялась к кафедре археологии.

– Я не сумасшедшая, – пробормотала она себе под нос. Этот мир, в котором сестра ее предала, в котором приходил британец из времен Американской революции, в котором реальны демоны, в котором ей помогал Корбин, где она тренировалась с Ткачами – это же бред, тот мир нереален. Нереален, потому что Дженни счастлива здесь, пишет диссертацию. Она – не та безумица, проведшая лучшие годы своей жизни в психушке. Настоящая она – здесь. В этом мире.

В ненастоящем мире.

Дженни закричала…

* * *

Меньше всего Крейна радовала перспектива пустить себе кровь.

Он стоял у полицейского транспорта, держа в одной руке заслуженную награду, Крест Конгресса, а в другой – небольшой нож. В настоящий момент он смиренно ожидал сигнала, неуверенный даже, дома ли у себя мисс Наджент. Не хотелось бы зря творить контрзаклинание, если темный ритуал ведьма решила провести в другом месте.

Однако, получив сигнал, Крейн должен будет напрячь свои скудные способности к магии и рассечь собственную плоть, окропить кровью крест. Крейн, как никто другой, понимал силу магии крови: когда смешалась его кровь и кровь Смерти, его судьба и судьба Всадника переплелись. Откровение же о том, что Всадник Смерти – это его старый друг Абрахам ван Брант, сделало связь еще тяжелее, ужасней, ведь Крейн с ван Брантом и так были за малым не кровными братьями. Пока между ними не встала любовь Катрины и Крейна.

Потом был голем, защитник, подаренный их сыну Катриной. Игрушка превратилась в свирепое чудовище, убить которое можно было лишь при помощи крови самого мальчика. Впрочем, сгодилась и кровь Крейна, родителя.

И вот теперь это: если верить предсмертным словам Уайткомба-Сирса, кровь Крейна многократно усилит действие креста. Мисс Наджент собиралась употребить для ритуала кровь покойного библиотекаря, однако ее свойства слабее. Еще бы, минуло столько поколений. В кои-то веки пригодилось то, что Крейн – человек из прошлого.

Краем глаза он заметил, как озарились изнутри окна дома мисс Наджент. Наружу пробились зловещие сполохи, каких не даст ни свеча, ни лампы из этой эпохи.

Творилось заклинание.

Морщась от боли, кинжалом Крейн полоснул себя по левой ладони и подставил крест под стекающие из раны капли.

Он начал было цитировать заученное и отрепетированное еще в арсенале заклинание, но тут его отвлекли…

…маленькие дети, что носились у пристани в Нью-Йоркской бухте. Вот один постреленок врезался Крейну в ногу, и тот пошатнулся.

Благо, рядом был Джереми.

– Ты как, отец? – спросил он, помогая Крейну восстановить равновесие.

Убрав со лба седую прядку, Крейн взглянул на возмужавшего сына.

– Спасибо, Джереми, все хорошо.

Мальчик, что врезался в Крейна, уже исчез в толпе, дожидавшейся, пока пришвартуют прибывший утром из Англии корабль и пассажиры сойдут на пирс.

– Какой же здесь… беспорядок, отец, – неодобрительно заметил Джереми.

– Возможно, – улыбнулся Крейн, – но таковы все порты мира.

– Как хорошо, что мы живем не здесь, и еще больше я рад, что отправляюсь в Оксфорд!

Улыбка на лице Крейна чуть угасла, однако отказать сыну в такой возможности он не мог.

Последние семнадцать лет судьба была добра к нему и к его семье. В 1783 году колонисты победили, их независимость, о которой они объявили семью годами ранее, наконец признали. В 1788-м генерала Вашингтона избрали президентом новообразованных Соединенных Штатов, а в 1792 году он пошел на второй срок.

В преддверии выборов 1796-го произошло нечто, что показало истинный облик грядущего: президент Вашингтон решил не баллотироваться на пост главы государства, и президентом избрали Джона Адамса, прежнего вице-президента. Четвертого марта 1797 года Вашингтон одним своим поступком пошатнул устои мира: добровольно отказался от власти в пользу другого человека. Обыкновенно бразды правления передавались преемнику, если государь болен, мертв или же когда свершается переворот. Однако Адамс получил пост Вашингтона совершенно бескровно.

И вот на пороге нового столетия пришло письмо от отца.

По правде же, получил письмо даже не Крейн, от которого отец отрекся еще четверть века назад, когда он переметнулся на сторону поднявших мятеж против короля Георга колонистов. Хотя в послании – пришедшем три месяца назад – и подтверждался факт отречения, однако само оно адресовалось Джереми. Заверялось в нем и то, что Джереми, буде у него возникнет на то желание, ждет место в Оксфорде. В доле наследства ему также не было отказано.

Судя по всему, гнев отца не распространялся на следующее поколение Крейнов, хотя ему хотелось бы, чтобы отец все же понял мотивы сына, примкнувшего к противной стороне. Зато хотя бы Крейн-старший не питал ненависти к внуку и двум внучкам, ни капли не повинным в раздоре между их отцом и дедом.

Наконец корабль пришвартовался, и пассажиры гуськом покинули судно. Отец, что неудивительно, спускался одним из последних. Шел он медленно, опираясь на трость.

Сойдя по трапу, сразу же направился к внуку, не удостоив сына даже мимолетного взгляда.

– Ты, должно быть, Джереми.

– Так и есть, сэр. Большая честь наконец увидеть вас, дедушка. Мне не терпится приступить к занятиям.

Они с дедом пожали друг другу руки.

– Рад слышать, – произнес Крейн-старший. – Надеюсь, Англия, как страна цивилизованная, тебе понравится.

На ум Крейну пришло сразу несколько едких замечаний, однако он поспешил их выбросить из головы. Не хватало еще превратить первую за двадцать пять лет беседу с отцом в ссору.

– Неплохо выглядишь, отец, – предпочел начать с банальщины Крейн.

– Ничего подобного, – отрезал отец. – Путь сюда выдался ужасный и подточил мое и без того слабое здоровье. Тем не менее я решил предпринять сей рискованный для меня вояж, ибо наследие фамилии Крейн должно жить.

– Икабод!

Появление жены спасло Крейна от необходимости придумывать вежливый ответ на кислую реплику отца. Катрина пробиралась через толпу, ведя за руки девочек.

– Вы, должно быть, мой свекор. Я Катрина Крейн, – поклонилась она. Ее седые, как и у Икабода, волосы скрывал капор. – Это ваши внучки.

Обе девочки выступили вперед и надлежащим образом сделали реверанс.

– Здравствуйте, дедушка, – сказала старшая, а младшая пробормотала:

– Здрасьте.