— Недолго, добрый господин! — ответил Пако, низко кланяясь и угодливо улыбаясь улыбкой, больше похожей на оскал койота. — До заката ты увидишь храм!

— До заката? — дон Педро поморщился. — Что же, нам придется там заночевать?

Они уже третий день шли через горные джунгли от маленького испанского форта — дон Педро, четверо солдат и одноглазый проводник с труднопроизносимым именем.

Каждый испанец, переплывший океан и прибывший в эти забытые Богом места, жил одной мечтой — найти золото ацтеков или других индейских племен и разбогатеть, чтобы вернуться домой, в благодатную Андалусию, суровую Кастилию или скудную Ламанчу несметно богатым человеком.

Каждый испанец в этих краях слышал легенду о таящемся в сердце джунглей заброшенном храме. Этот храм называли храмом Золотого Ягуара, безжалостного, требующего кровавых жертв божества горных племен.

Каждый испанец слышал об этом храме и о таящихся в нем несметных сокровищах — но никто никогда не видел его, все экспедиции, посланные комендантом форта на поиски храма, возвращались ни с чем, и все здравомыслящие люди давно уже сомневались в самом его существовании.

Но месяц назад дон Педро Авила, офицер на службе христианнейшего короля Филиппа Испанского, допрашивал жалкого индейца, обвиненного в краже меры маиса у испанского торговца. И вот этот самый индеец под палками вдруг проговорился, что знает дорогу к горному храму и может отвести туда доброго господина, если тот избавит его от сурового наказания.

Дон Педро поверил индейцу. Под палками индейцы часто говорят правду. Дон Педро ничего не сказал своему непосредственному начальнику, коменданту форта. Он освободил индейца из-под стражи, взял с собой четырех солдат и пятерых индейцев-носильщиков, взял еды на неделю и отправился на поиски несметных сокровищ.

Уже на второй день, точнее, на вторую ночь, все носильщики сбежали, прихватив с собой большую часть провизии. Проснувшись и увидев, что с ними остался только Пако, дон Педро спросил его, почему тот не сбежал со своими соплеменниками.

— Они мне не соплеменники, — ответил проводник и презрительно сплюнул под ноги, — они — жалкие мочика, а я — чима, а чима всегда держат свое слово. Я обещал доброму господину привести его в храм — и я сдержу свое слово.

В тот же день из четырех солдат остались только трое — один умер от укуса черной гадюки. Еды у них почти не осталось — то, что не украли носильщики, уже подходило к концу. Правда, Пако соорудил ловушку из лиан и поймал в нее черную обезьяну, из которой получился отличный суп. Тот же Пако умел находить съедобные коренья и фрукты с отвратительным запахом, но вполне пригодные для еды.

Привал закончился, и маленькая группа снова тронулась в путь.

В ветвях пели сладкими голосами незнакомые птицы, в траве шуршали змеи и ящерицы, в кустах недалеко от тропы пробиралось какое-то животное. Один из солдат подвернул ногу и теперь хромал, опираясь на свой мушкет.

Солнце уже начало клониться к закату.

— Ты обманул меня, язычник! — дон Педро ткнул проводника в спину. — Где твой храм?

— Смотри, добрый господин! — ответил Пако странным, взволнованным голосом.

И тут дон Педро увидел его.

Храм проступил среди джунглей как прекрасное лицо, с которого сдернули вуаль.

Каменные стены были густо увиты лианами, из многочисленных окон выглядывали ветви деревьев. По полуразрушенной стене пробежала огромная сороконожка.

Испанцы прибавили шагу и через несколько минут подошли к пролому в стене, темнеющему, как разинутая пасть. Пако опередил их и скрылся в темной глубине храма. Дон Педро замешкался перед входом, и один из солдат опередил его.

Тут же из пролома донесся сдавленный крик.

Дон Педро и оставшиеся солдаты бросились вперед и увидели на каменных плитах пола своего товарища. Он бился в судорогах, оплетенный огромным удавом. Глаза его вылезали из орбит, рот был раззявлен в беззвучном крике — в сдавленной груди не осталось сил для голоса.

Дон Педро подбежал, выхватил тесак и одним ударом отсек удаву голову… но тот последним напряжением сжал свои смертоносные кольца — и послышался отвратительный хруст: позвоночник несчастного солдата переломился, и он умер.

Дон Педро вытер тесак и спрятал его в ножны.

Что ж, при таком опасном путешествии жертвы неизбежны, а их теперь меньше, и значит, меньше претендентов на добычу.

Дон Педро оглядел храм.

Из темноты выглядывали странные, фантастические животные — высеченные из камня крылатые змеи и многоногие звери, птицы с человеческими лицами и крокодилы с лапами ягуаров.

А в глубине, на каменном возвышении, дон Педро увидел огромного золотого ягуара с горящими золотисто-желтыми глазами, которые, казалось, следили за пришельцами.

Дон Педро, который не боялся никого и ничего, почувствовал, как страх заползает ему в душу. Этот золотой ягуар был сама смерть, воплощение смерти.

Пако, их проводник-индеец, стоял на коленях перед золотым зверем и что-то говорил на своем тарабарском наречии.

Дон Педро понял, что проводник молится.

В душе офицера шевельнулось страшное подозрение. Если индеец поклоняется Золотому Ягуару, почему он согласился привести испанцев в его святилище? Не вынашивает ли проводник какие-то предательские замыслы?

Дон Педро пересек храм и по каменным ступеням поднялся к подножию золотого кумира.

Пока он поднимался, Пако исчез в темноте.

Оказавшись рядом со статуей, офицер поразился ее размерам.

Ягуар был поистине огромный, величиной с породистого быка из тех, которых выпускают на корриду, — и он был, без сомнения, изваян из чистого золота. На его оскаленной морде сверкали два золотистых глаза — два огромных сияющих алмаза.

Дон Педро видел здешние алмазы. В отличие от индийских и африканских, прозрачных, как родниковая вода, или голубоватых, они были золотисто-желтыми, но весьма дорого ценились, а алмазы такой величины и чистоты должны стоить целое состояние.

Что ж, это большая удача.

Много золота ему не унести, да и непросто отпилить часть от золотой статуи, а если выковырять алмазы из глаз ягуара, он может легко спрятать их в кармане…

Дон Педро снова вытащил из ножен свой острый тесак и принялся за работу.

Алмазы были накрепко вделаны в глазницы статуи, и извлечь их оттуда оказалось непросто.

Офицер услышал дыхание за своей спиной и успел обернуться как раз вовремя: один из оставшихся солдат, Диего Санчес, занес над ним свою саблю. Офицер близко-близко увидел глаза солдата — расширенные, переполненные тем кровавым безумием, которое насылает на людей индейское золото.

Дон Педро резко отклонился. Сабля просвистела мимо, скользнув по плечу, и со звоном ударилась о золотую статую, оставив на ней едва заметную борозду. У офицера была доля секунды — и дон Педро воспользовался этим временем: без замаха, коротким сильным ударом он вонзил свой тесак в живот Диего. Солдат ухнул, как голодный филин, покачнулся и бездыханным повалился на каменные плиты пола, как подрубленное дерево.