его, неприятно! Это убивающее заклятье и, что самое поганое, защиты от него нет. В чей адрес это слово произнесли — тот, считай, покойник. Если бы не Настя…

И пусть для большинства людей Мертвые Слова проходят по разряду сказок и страшных историй — Настя клялась, что они существуют. И есть люди, которые их знают, страшные люди, могущие убить любого.

И одного такого человека мы только что встретили.

Вот только…

Человека ли?

Да, поначалу мне показалось, что Кондратий просто исчез за мгновенье до того, как до него долетел настин файербол. Но теперь, вспоминая произошедшее, я твердо уверен.

Он не исчез. Он провалился сквозь землю. Буквально.

Глава 30

— Вот здесь… кажется… Нет, вот тут.

Настя чуть поправила красный шнурок, который, извиваясь на столе, символизировал тот самый подземный ход, который она видела сегодня ночью. Шнурок, извиваясь, тянулся от перевернутой кружки, которая изображала церковь, в сторону нескольких прямоугольников, вырезанных из ненужных кусочков ткани. Прямоугольники изображали дома, под которыми прятался тот самый ход.

Если вы думаете, что составить план окрестностей, в которых мы встретили Кондратия, это прям плевое дело — то вы еще никогда так не ошибались. Думаете, так все просто? Берешь бумагу… Ага. Нет здесь бумаги! Вернее, есть, конечно, но на всякие глупости, типа рисования планов моими кривыми лапками, она не расходуется — слишком дорога. Что берем? Доску? Узкая. Прямо на столе? Получишь по шее от тети Анфии — рисовать на столе на Руси, все равно, что в двадцать первом веке… хм, даже так навскидку не придумаешь сравнения, в моем бывшем мире нет вещей, которыми были бы неприемлемы для всех, обязательно найдется кто-нибудь, кто заявит, что вот в этом ничего плохого не видит, и лично он регулярно так делает и всех остальных призывает. А на Руси такие вещи есть, и одна из них — стол. Не рисуют на столе, и ножом его не режут. Потому что это — неправильно. Неправильно — и никому в голову не придет выяснять, почему это неправильно или специально нарушать «этот глупый запрет».

Ну, как я выкрутился — вы уже поняли. Так даже и проще: чем перерисовывать неправильно обозначенный дом, проще сдвинуть на нужное место квадрат из ткани. Правда, тут всплыла другая сложность, которая мне и в голову не приходила. Никто здесь, и мои девчонки в частности, не могут понять, почему вот этот прямоугольник изображает именно этот дом. А я не понимаю, почему они этого не понимают! Потом до меня, наконец, дошло — когда ты изображаешь дом прямоугольником, фактически, ты изображаешь этот дом сверху, с высоты птичьего полета. А кто здесь летал над домами? Никто. Мои девчонки — точно нет. Даже Настя, хоть и ведьма, на метле летать не умеет. Поэтому для них дом должен быть обозначен либо кубиком, то есть, не плоской фигуркой, а имеющей еще и высоту, либо изображением фасада. И это не их личная бестолковость — здесь даже официальные карты городов рисуют таким образом, каждый дом нарисован так, как он выглядит, с окнами и дверями. Потому что, как я уже говорил, сверху эти дом никто не видит и, чтобы можно было связать дом на карте и дом в реале нужно изобразить его так, как его видит человек, стоящий на земле. А что видит такой человек? Правильно, фасад. Вот фасады и рисуют.

Но мои девчонки в конце концов уловили концепцию, мы выложили на столе схему города и начали вычислять, где и куда идут подземные ходы.

Мда. Столько возни — а толку, по сути, и нет. Ни один из ходов не идет к Дому, и даже не отклоняется в его сторону. Возможно, потому, что мы с Настей до явления злобного Кондрата успели рассмотреть буквально самое их начало. А, возможно, потому что мы исходили из неверных предпосылок — это что, я такую умную фразу завернул? — и ходы, идущие из церкви, никак с Домом не связаны. Но последнее — маловероятно. Я подозреваю, эти кротовые норы — осетровые норы, да — идут под всем городом. И к фамильному особняку не подходят? Вряд ли, вряд ли.

Нужно продолжить исследование, увидеть, куда идут ходы дальше. А с этим — затык.

Днем бродить с Венцом на голове… Даже не знаю, с чем сравнить. Учитывая его ценность — это все равно, что гулять по ночному Бутово, подсвечивая дорогу четырнадцатым айфоном, и помахивая прозрачным пакетом, набитым пачками с деньгами. А ночью… Ночью-то как раз безопаснее, в темноте никто Изумрудный Венец опознать не сможет, а от любого банального грабителя мы отобьемся. Было бы безопаснее. Если бы не явление Кондрата.

Мне теперь вообще как-то страшновато выходить ночью на улицу. Вдруг там — Кондратий со своим Мертвым Словом. В прошлый раз Настя успела сбить ему каст, но кто его знает, вдруг Кондратий умеет делать выводы из собственных ошибок, и в следующий раз Мертвое Слово прилетит мне в спину, раньше, чем я вообще этого Кондрата увижу.

В прошлый раз несказанно повезло. Настя, конечно, не смогла бы опознать Мертвое Слово, даже если бы услышала его, она это Слово попросту не знает. Но она, солнышко мое, успела буквально за секунду вспомнить и сложить несколько фактов:

— все знают, что Кондрат убивает людей, но никто не знает — как;

— говорят «Кондратий обнял». Не «ударил», не «придавил». Обнял;

— по слухам, чтобы активировать Мертвое Слово, нужно расставить руки. Как будто кого-то обнимаешь;

— этот ночной тип в черном кафтане, глядя на нас, начал расставлять руки.

Все это Настя сложила в «Кондратий произносит Мертвое Слово» и успела первой. Но не факт, что нам повезет и в следующий раз.

Нет, ночью на улицу больше ни ногой.

Что вообще этому Кондрату надо, чего он к нам прицепился? Тут люди годами живут, с ним не встречаются, а мы уже второй раз. Что бы делаем не так?

Я еще раз посмотрел на план.

— Настя, а ты не помнишь, где Кондратий стоял?

Настя взяла в руки маленькую бисеринку из шкатулки, покрутила ее между пальцами и положила ее на стол, рядом с углом тряпичного «дома»:

— Вот здесь.

У меня ёкнуло:

— Точно вот здесь?

— Ну, если совсем точно — то вот тут. Но здесь шнурок лежит, скатится.

Вот так вот. Помните, я упоминал, что Кондратий провалился сквозь землю, в буквальном смысле