– Так или иначе, вы нам очень помогли, – пробормотал он, и его лицо смягчилось. – Мне жаль, что вам пришлось впутаться в это.

Доброта в его голосе тронула меня. Кажется, у него ужасно переменчивый характер. Мне показалось, что во время разговора он обращал на меня лишь половину внимания. Вторая половина его головы занималась чем-то другим. Я протянула руку, но он уже отвернулся, и я тихо выскользнула из комнаты. А то, чего доброго, он придумает, о чем еще спросить.

Сержант Кросс сидел за столом, на котором я видела фотографию Кэт.

– Почему у вас на столе фотография Кэтлин Кларк? – спросила я.

– Она моя девушка. – Кажется, он удивился, что я знала ее.

– И давно? – спросила я.

– Восемь месяцев. Вы знакомы, да?

– Мы давно не виделись. Я потеряла с ней связь. Раньше она жила в доме двадцать четыре по Олл-Сейнтс-роуд. На втором этаже.

– Теперь она живет со мной. У нас квартира в Шепердс-Буш. Выгодная покупка, терраса на крыше. Правда, нельзя сказать, что я провожу там много времени. – Он грустно улыбнулся. Такие дела, как пожар в моем летнем домике, и удерживали его вдали от этой квартиры.

– Мы выросли вместе, – объяснила я. – Учились в одной школе. Мы были лучшими подругами, а потом вроде как потерялись. Мне хочется снова ее увидеть, правда. Может, вы дадите мне ее…

Зазвонил телефон. Он предостерегающе поднял руку, одними губами произнес: «Не уходите», и его лицо расплылось в улыбке.

– Как ты вовремя позвонила. – Он снова одними губами произнес: «Это она». – Послушай, ты ни за что не догадаешься, кто сейчас стоит рядом со мной. Говорит, что давно тебя не видела. Натали Бартоломью. Сейчас я передам ей трубку, сама с ней поговоришь. Алло? Алло, Кэт? Ты там? Что? А, хорошо. Я передам ей. Да, сегодня вечером. Я должен вернуться вовремя. Тогда и поговорим. Прекрасно. Пока. – Он взглянул на меня. – Она говорит, что позвонит вам. Вечером я дам ей ваш телефон.

– У нее есть мой телефон, – пробормотала я. Потом сержанта окликнули, и он извинился. Ему явно было неловко, и я ломала голову, что успела сказать обо мне Кэт. Когда он ушел, я тайком взяла его телефон и проверила последний поступивший звонок. Кэт не заблокировала свой номер, я записала его и спрятала листок в карман.

Что-то заставило меня вернуться. Я просунула голову в кабинет Макса Остина, чтобы попрощаться. Он стоял ко мне спиной, разбирал грязное белье и с кем-то разговаривал.

– Что означают эти дурацкие значки, Сэди? Откуда мне знать, можно их стирать в машине или нет?

Я вошла в кабинет и огляделась. Он был один.

Я постучала в открытую дверь.

– Я могу чем-нибудь помочь? Он подпрыгнул и оглянулся.

– А, это вы. Я тут пытаюсь разобраться, что из этого нужно отдавать в химчистку. Никогда не понимал, что означают эти картинки. Зато всегда прихожу в прачечную, когда у приемщицы перерыв. Вот и приходится ковыряться самому.

У него был такой беспомощный вид, что я согласилась изучить инструкции по стирке на каждом ярлычке.

– Это значит стирать отдельно. Это – не класть в сушилку. Это – стирать в прохладной воде, не больше тридцати градусов.

Я не верила своим глазам. Он все записал и на каждую вещь прилепил по желтой самоклейке.

– Иначе ни за что не запомню, – пояснил Макс. – Спасибо.

– Я просто зашла попрощаться.

– Да, хорошо. До свидания.

Я уже выходила, когда он крикнул мне вслед:

– Но если вы еще что-то скрываете от меня, я посажу вас в тюрьму!

Полагаю, это слышали все в полицейском участке. Мэри Мехта тронула меня за плечо:

– Не бойтесь его.

– Кто такая Сэди? – спросила я.

– Сэди? – Она нахмурилась. – Это его жена. То есть была его женой. Она умерла пять лет назад. А что?

– Нет, ничего. Это я так.

Нужно было позвонить Сельме. Я ведь прослушала кассету. Наверное, она сама не своя, ждет, ломает голову, что я думаю. Но ее поразительные откровения заставили меня очень сильно нервничать из-за предстоящего звонка. Что я скажу, если трубку снимет Базз?

Не успела я ничего придумать, как приехала Анжела. Она просто появилась у меня на пороге, и я сдержала свое обещание, выделив ей комнату. Это самое меньшее, что я могла для нее сделать. Кроме того, я воспользовалась этим, чтобы произвести небольшую перестановку, и, только закончив, сообразила, что стоило посоветоваться с мамой.

Снаружи дом казался просто огромным. Если не знать, можно подумать, что там шесть или семь спален. Но на самом деле – всего четыре. Одну из них я превратила в кабинет. Через неделю после отъезда родителей во Францию я присвоила себе главную спальню с роскошной ванной на втором этаже. Мама установила джакузи и силовой душ, и Томми страшно злился, что я не пускаю его в эту ванную, когда он остается на ночь. Я изгнала его в ванную на последнем этаже, но теперь, боюсь, мне все-таки придется поделиться с ним своей, иначе он время от времени будет находить Анжелу, отмокающую в пене. Я отправилась обследовать эту ванную – это в ней, жаловалась мама, не работает душ – и по дороге остановилась у кладовки на лестничной площадке. Я собиралась поселить Анжелу в своей старой спальне наверху, но тут мне пришло в голову, что эта комнатка подойдет ей больше. Остаток дня я опустошала кладовку и относила коробки в подвал, где они и должны были на самом деле храниться. Ключ от подвала я нашла на дне банки «Венского кофе», который только что допила. Наверное, я просто высыпала новую пачку в пустую банку, не заметив ключа.

К несчастью, даже аромат кофе от ключа не мог перебить мерзкую вонь, ударившую мне в нос, как только я открыла дверь в подвал. Дыша ртом, я снесла коробки вниз, аккуратно поставила их на пол и включила свет. Внизу стены казались изъеденными, повсюду синели большие пятна плесени. Выше пузырилась мокрая бумага. Сейчас все выглядело гораздо хуже, чем когда я спускалась сюда последний раз. Там, где сырость доползла до самого верха, потолок выгнулся и провис. Похоже, в любую минуту может провалиться кухонный пол.

Я бросилась наверх, схватила «Желтые страницы» и позвонила в первую попавшуюся компанию по гидроизоляции. Там мне пообещали приехать утром и все осмотреть. Я была так довольна собой, что хотела позвонить маме – пусть похвалит меня. Но тут подумала, что, если позвоню ей и скажу, что устранила сырость, она непременно спросит: почему же я не знала об этой сырости и почему ты так долго ничего с ней не делала?

Я ворчала на Томми, что он вечно тормозит, но сама умудрилась провозиться весь вечер, готовя комнату для Анжелы. Кроме покупки цветов, их расстановки и стирки голубого покрывала на кровать, я освободила шкаф для одежды, нашла ворсистый прикроватный коврик, убедилась, что настольная лампа работает, и разобрала несколько полок для книг. Когда я наконец оглядела комнату, она показалась мне очень уютной. Я включила радиатор, чтобы, когда Анжела приедет, в комнате было тепло, и пошла наверх, отскребать ванную. Когда пробило полночь, я все еще торчала наверху, переставляла мебель в запасной спальне, служившей мне кабинетом, и ломала голову, не получится ли из нее симпатичная комната, чтобы смотреть телевизор. Я не замечала гниющих подоконников, текущего радиатора и крошащегося карниза. Хватит с меня, я ведь позвонила насчет сырости, правда ведь? Рухнув на кровать, я написала на самоклейке «ПОЗВОНИТЬ КЭТ» и прилепила ее к будильнику.