— Вы что, болели? — спросил Булкин, с кряхтеньем распрямляя спину.

— Нет, — честно призналась Лена.

— А где же вы были? Кто вас отпускал с работы?

Лена молчала, не зная, как начать объяснения.

— Елена Викторовна, — спросила Зоя Михайловна, — может быть, вы знаете, где документы на Канарейкина?

— Знаю.

— Где? — хором воскликнули Булкин и Зоя Михайловна.

— В милиции.

— Где-где? — не понял Булкин.

— В милиции. На Канарейкина заведено уголовное дело. За воровство чужих изобретений.

Булкин рухнул на стул, лежавшие там папки разъехались под его тяжестью, и он едва не свалился на пол.

Зоя Михайловна стала покрываться красными пятнами, недавно прооперированные, еще слегка отечные веки задергались от нервного тика.

— Что ты несешь? — прошипела она. — Кто его разоблачил, то есть оболгал?

«Сказать, что сами изобретатели догадались? — подумала Лена. — Нет, все равно откроется. Чего я трушу?»

— Я его разоблачила! — сказала она с вызовом.

Зоя Михайловна тяжело задышала, красные пятна на ее лице слились в единый пурпурный тон. Она задыхалась от злости и возмущения и походила теперь не на аристократическую даму, а на базарную бабу.

— Да как ты?.. Ничтожество! За мужем уследить не можешь… Воровка! Кто тебе позволил шарить в моем столе? Сидишь со своими придурками авторами — и сиди! Что ты понимаешь в этом? Кошка подзаборная, сопля вонючая, я от тебя мокрого места…

Булкин и Лена не только никогда не видели Зою Михайловну в подобном состоянии, но и не подозревали, что она владеет в совершенстве площадной бранью. Они ошеломленно слушали и наблюдали, как по-светофорному меняется лицо разгневанной дамы. Красный цвет бледнел, из розового переходил в желтый, а потом появился и зеленый оттенок.

Первым пришел в себя Булкин.

— Минуточку! — прервал он поток брани. — Зоя Михайловна! Как вы выражаетесь? Не горячитесь! Елена Викторовна, объяснитесь, пожалуйста. Какое воровство, что за уголовное дело? Зоя Михайловна, молчите, я вам сказал!

Лена изложила суть дела, не забыв упомянуть об экспертизе, проведенной авторитетными специалистами. В конце она не удержалась и выпалила:

— Следователь убежден, что Канарейкин не мог действовать в одиночку. В нашей организации у него есть сообщник, с которым Канарейкин, очевидно, делился ворованным. Ну ничего, на допросе быстро признается. Следователь очень опытный.

Лена едва не сболтнула, что следователь — их приятель, но вовремя удержалась.

Зоя Михайловна вдруг успокоилась. Она подошла к стулу, на котором висел пиджак Булкина, бесцеремонно достала из кармана его сигареты, щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. Прежде Лена никогда не видела, чтобы она курила.

— Я ничего об этом не знаю, — заявила Зоя Михайловна, выпустив дым. — Елена Викторовна своей бурной деятельностью тоже сняла с себя подозрения, хотя все знают, что с Канарейкиным у нее были особые отношения и он постоянно носил ей подарки. Вы, Игорь Евгеньевич, как руководитель учреждения, несете полную ответственность за свою халатность.

— Чего-о-о? — испугался Булкин.

— Того! — огрызнулась Зоя Михайловна. — Простофиля!

Лена смотрела на Зою Михайловну во все глаза. Где гранд-дама? Где благородство? Это же истеричная старая эсэсовка!

А на Булкина без жалости нельзя было взглянуть. До смерти перепуганный и растерянный, он пытался грозно крикнуть, но сорвался на фальцет:

— Да как вы смеете!

Зоя Михайловна, не докурив сигарету, вульгарно загасила ее в горшке с геранью, пепельниц у них в кабинете не было. И объявила:

— Я ухожу! Как вы мне надоели!

— Кто? Куда? — просипел Булкин.

Хотел, чтобы в его вопросе прозвучало начальственное: «Кто вам позволил уходить?», а получилось жалобное: «Куда вы направляетесь?»

— Я на больничном, — сказала Зоя Михайловна. — И перехожу на инвалидность по состоянию здоровья.

— Какая инвалидность? — не понял Булкин. — Я же звонил в больницу, у вас верхнее веко, то есть два верхних века.

— Наверное, по-женски инвалидка, — подала голос молчавшая до сих пор Лена. — Я одну такую видела. Фвртычан!

Это прозвучало как ругательство, брошенное Зое Михайловне в лицо.

Зоя Михайловна, поджав презрительно губы, сощурив глаза, осмотрела Лену с головы до ног. Лена много лет стыла под этим взглядом, а теперь ничуть не боялась.

— Шмакодявка! — точно выплюнула Зоя Михайловна.

Этим словом Лену уже обзывали. Иванова с клипсами, когда пришла за мужа мстить. Да Иванова многотонная по сравнению с Зоей Михайловной — ангел поднебесный!

— Аферистка! — Лена бойцовски поставила руки в боки. — Уголовница!

— По тебе психушка плачет!

— А по тебе — тюрьма!

— Твой муж козел рогатый! Я ему список твоих любовников предоставила!

— Моему мужу хоть есть куда рога ставить! А твоему? От него одна оболочка осталась! Ты всю кровь выпила!

— Проститутка!

— Вампирка!

— Дура набитая!

— Фашистка! Ну будет же тебе Нюрнбергский процесс!

Булкин, давно и прочно избалованный тихими и смирными подчиненными, смотрел на них сейчас в полной панике. Переводил взгляд с одной разъяренной женщины на другую и подал голос, только когда дело едва не дошло до рукопашной.

— Я тебе патлы твои крашеные выдеру! — пригрозила Зоя Михайловна.

— А я тебе глаза выцарапаю, заново пришивать придется!

— Молчать! — закричал Булкин. — Немедленно молчать! Прекратить прения!

Зоя Михайловна тряхнула головой, медленно подошла к столу, взяла свою сумочку, направилась к двери. На полпути остановилась, приблизилась в зеркалу, висевшему на стене, достала тюбик помады и тщательно накрасила губы. Посмотрела на свое отражение, покрутила головой, осталась довольна. Не прощаясь вышла, хлопнув дверью.

Булкин и Лена, молча наблюдавшие за прихорашивающейся Зоей Михайловной, после ее ухода без слов уставились друг на друга. Игорь Евгеньевич, подавив панику, грозно нахмурился. Лена, испуганная собственной выходкой, была похожа на ребенка, ожидавшего наказания за проступок.

Булкинская грозная физиономия приобрела оттенок родительской строгости. Казалось, он сейчас скажет: «В угол поставлю!» Но Игорь Евгеньевич ничего не сказал, только по-отечески погрозил пальцем: шалить нельзя!

— Игорь Евгеньевич, простите! — повинилась Лена. — Такого со мной никогда не было! Всегда думала, что я интеллигентная женщина, почти. Чтобы я человеку, который старше, — «ты» и жуткие ругательства! Кошмар! Дело в том, что у нас в семье сейчас трудный период…