– Как ты сказал?

– «Льотей». Эту операцию, направленную на развал коммунистического движения, разработали в недрах МИ-6.

– Честно говоря, хотелось бы знать, как внутри МИ-6 назвали операцию по развалу нашего «локербийского содружества».

– Если судьба вас снова сведет, спроси у Паттерсона об этом. – Дальше Рахманов процитировал своего куратора из ГРУ: – «Льотей» он считает венцом в делах, результат которых ожидается через тридцать-пятьдесят лет.

– Расскажи поподробнее об этой операции, – заинтересованно попросил Макгрегор и превратился во внимательного слушателя.

– Конечно, – охотно откликнулся Андрей, скрывая свою заинтересованность.

Он начал с того, что в военной разведке Великобритании пришли к выводу: прочность режима каждой соцстраны и всего содружества в целом держится на общности идеологий, руководящей роли компартии и их взаимодействии, и если лишить социалистическое общество цельной идеологии и перессорить его членов между собой, то весь монолит содружества даст трещину и вскоре начнет рассыпаться на части...

* * *

Лондон

Билл Арчер не находил себе места. Его отец страдал ревматизмом и под вечер не знал, куда девать ноги, охал и стонал, поднимая и опуская их, парил и остужал. Это надо было видеть. Билл (его полное имя Вильям) не мог сострадать отцу по той причине, что по большей части считал его болезнь надуманной, а протяжные и жалобные стоны – частью его же каждодневного представления, сводящего с ума домочадцев (обычно после ужина они переглядывались: «Сейчас начнется»). Вильям уважал Арчера-старшего и никогда не высказывал своих мыслей вслух: «Ну ты же мужик! Ты излечимый больной! Ты что, не можешь перетерпеть свою боль?» Как в известной новелле О. Генри он кроме терпения родственников испытывал на себе компрессы «из мочи молодого поросенка». Он не верил в современную медицину, а та, которой он мог доверять, тихо скончалась до того, как его стали мучить ревматические боли в ногах.

И вот Арчер-младший начал понимать, каково его отцу. Но в отличие от последнего, страдающего от острой боли в суставах, он буквально приобрел головной ревматизм и для себя даже сделал сноску: не путать с мозговым ревматизмом – с его поражением ткани и сосудов головного мозга. Он не мог найти покоя своей голове, в которой завывала то одна неспокойная мысль, то другая. И в этой связи он навестил своего отца, поднявшись к нему в спальню на втором этаже. Поправив одеяло, он спросил:

– Тебе больно, да? Чем бы тебе помочь?

И усмехнулся про себя: «Жаль, что я не молодой поросенок».

– Мне уже лучше, – последовал ответ. А вслед за ним – улыбка человека, которому по-настоящему стало лучше.

Головной ревматизм. Что может быть хуже, когда ты не знаешь, в какую сторону склонить свою голову, – в любом положении в ней звучат тревожные мысли, одна другой хуже... И одна из них отдавала горечью обиды: «Тебя водят за нос».

«Тебя. Водят. За нос».

Куда склонить голову – влево или вправо? Доложить о своих подозрениях министру – это влево? Поговорить начистоту с Паттерсоном, этим хитрым лисом, – вправо, что ли? Скорее всего – назад, до хруста в сломанных шейных позвонках.

Голова ноет, лопается. Ночь разделилась на сотню частей. Пятьдесят раз уснешь, пятьдесят проснешься. Арчер за несколько дней приобрел привычку что-то жевать посреди ночи, шатаясь по дому, как лунатик.

«Что с тобой?» – спрашивала жена.

«Меня укусил волк», – серьезно отвечал Арчер.

Его водили за нос. Он окончательно уверился в этом, когда сопоставил факты. И начал он как бы с конца, с неудавшейся попытки ливийского террориста подорвать поезд на линии Лондон – Брайтон. Для этого ему пришлось связаться по телефону с командиром инженерно-саперной группы Уордом и поднять его подробный рапорт.

– Джош, это Билл Арчер тебя беспокоит. Ну-ка еще раз повтори, что тебе сказал... Но сначала подтверди вот что. Ты объяснил Паттерсону – данная «машинка» устроена просто: взрывчатое вещество, детонатор, замедлитель, источник питания, а он спросил про «всякие там ловушки».

– Так и было.

«Всякие там ловушки» – действительно прозвучала фраза. Равно как и был неопределенный жест Паттерсона в ответ на вопрос Уорда о приборе неизвлекаемости.

И такое сказал человек, специализирующийся на раскрытии терактов, действительно специалист своего дела. Ладно бы он упростил форму обращения, выбросив из нее специфические термины, – но он обращался к такому же, как он, профессионалу из инженерно-саперной службы. Почему он прикинулся валенком? Ведь он назубок знает (и использует) термины, например, взрыватель замедленного действия с часовым механизмом, предохранительное (для самого подрывника) устройство, устройство неизвлекаемости.

Паттерсон проговорился. Он перечислил несколько типов взрывчатки, упомянув и ту, что его интересовала, а вот с другой составляющей частью адской машинки он церемониться не стал: ему было важно установить, что тип взрывателя не отличается от того, что подорвал пластит в поезде близ Кентербери. А контейнер, часы и элемент питания к тому времени саперы уже установили. Другими словами, Паттерсону требовались доказательства идентичности двух взрывных устройств по каждому пункту. Зачем? Чтобы ему безоговорочно поверили. Кто? Множество. Легион. Каждый островитянин, будь то англичанин, шотландец, валлиец, ирландец. Он надеялся на это, поэтому так горячо защищал адскую машинку от ее взрыва на полигоне. Его не устраивала судьба первой «машинки», унесшей около тридцати человеческих жизней. Ему важно было заполучить и продемонстрировать неразорвавшуюся бомбу, смонтированную самим ливийским террористом ар-Рахманом. Ему нужно было неопровержимое доказательство – ему, агенту спецслужбы, которой зачастую никаких доказательство не требуется.

Что еще необычного заметил Арчер за время совместной работы с Паттерсоном? Конечно, тот факт, что впервые в истории МИ-6 его сотрудник публично выступил по ТВ в прямом эфире. С высоты сегодняшнего дня тот случай просился называться «Вчера в прямом эфире...».

Арчер представил себе ливийского террориста. Тот тщательно подбирает компоненты для изготовления бомбы и ни на шаг не отходит от списка, дабы никто не усомнился именно в ливийском следе. Например, в поисках «Касио» он обходит лондонских старьевщиков и так далее. Можно подумать, что ар-Рахман, задумавший «серию терактов в крупных городах» Альбиона (пусть он планирует пять), привез с собой пять термосов емкостью 1,8 литра, пять одинаковых детонаторов, пять часов «Касио», моток проводов – чтобы хватило на пять самодельных взрывных устройств, пять порций семтекса... Глупость. Но кто-то пытается эту глупость протолкнуть. Только подставляя человека под определенную ситуацию, так и действуют: подбирают аналоги и прочие похожести. Одна неточность (иной контейнер или марка часов), и зародятся сомнения. Другого пути подставы нет. Иначе придется объясняться. Только профессионал или специалист в области логики заметит интригу – то есть скрытые действия (обычно неблаговидные) для достижения цели. Спецслужбы знают, как вести борьбу с такими людьми.