— По-моему, Джиллиан здорово натерпелась, — заметил он.

— И что из того?

— Не обижай единственную родственницу Алекс, не то останешься без яиц.

Взрыв смеха выгнал птичку из укрытия, и с недовольным писком она взлетела вверх, подальше от непредсказуемых людей. Смех длился недолго, скрепив только что возникшие отношения.

— Может, попробуем склон покруче? — предложил Перкинс, когда они поднялись, готовые идти дальше.

Дункан охотно согласился, зная, что взаимное недоверие осталось в прошлом. На первом этапе они с сержантом успели не один раз поменяться местами. Роль ведущего снова переходила к нему.

Шел не в пример более трудный участок пути, но теперь, когда они в самом деле стали одной командой и сомнения больше не отравляли удовольствия, Дункан наслаждался каждым новым рывком вверх, когда чуткие пальцы нащупывают, за что бы ухватиться, а ноги пружинят, отталкиваясь от едва заметной опоры. Кровь энергично бежала по жилам, легкие расширялись, жадно хватая воздух.

На самом верху он выпрямился, с наслаждением прислушиваясь к тому, как гудят все мышцы, отдаваясь ни с чем не сравнимому моменту победы над холодным гранитом и над самим собой. Чуть позже к нему присоединился Перкинс.

После короткой передышки начался спуск. Дункан снова встал ведущим, но теперь его роль была проще. Основная работа доставалась сержанту. В какой-то момент, пока тот сворачивал свободный конец веревки, Дункан позволил себе расслабиться. Утомленные мышцы гудели. Ветерок дунул в лицо свежестью, откуда-то снизу, из лесистой пропасти, донесся резкий звук, похожий на треск автомобильного выхлопа.

Мимо с жужжанием пронеслась пчела. Дункан праздно удивился тому, что так высоко в горах селятся дикие пчелы, но уже в следующее мгновение что-то с визгом впилось в скалу недалеко от того места, где он, беспомощный, висел в воздухе.

Не пчела. Пуля.

В него стреляли. Долгий опыт подсказывал: не паниковать! Спокойствие, только спокойствие.

И поскорее спуститься. Спуститься настолько, чтобы оказаться вне линии огня.

— Потравливай! — крикнул он Перкинсу.

Тот подчинился, не задавая лишних вопросов. «Быстрее, быстрее!» — мысленно понукал Дункан.

Звук, похожий на выхлоп, раздался снова, но теперь он знал, что в него стреляют, и невольно втянул голову в плечи, ожидая услышать жужжание и визг расщепляемого гранита.

Веревка странно дернулась, заставив вскинуть голову. Оказывается, выстрел повредил ее, подрезав, словно острым ножом. Оставшиеся нейлоновые волокна держали, но их не могло хватить надолго. С тем же успехом он мог висеть на бельевой веревке.

Холодный страх сжал сердце.

Дункан заставил себя собраться с мыслями. Посмотрел вниз, прикидывая расстояние. В паре метров виднелся выступ, а чуть повыше — трещина, достаточно широкая, чтобы вошли все пять пальцев. Туда он и нацелился.

Для начала отцепить страховку. Если спускаться медленно и осторожно, веревка, быть может, и выдержит. Главное — смотреть только на выступ, но не дальше, не в пустоту, на дне которой щерятся острые зубы елей.

Однако стоило перехватиться, как веревка лопнула, и Дункан полетел вниз.

Ему все-таки дьявольски везло, потому что ноги ударились о вожделенный выступ и спружинили достаточно, чтобы он успел, обдирая пальцы, вцепиться в трещину. Теперь осталось только держаться, не позволить инерции сорвать его с выступа и швырнуть в пропасть. Каждую каплю еще имевшихся сил Дункан вложил в отчаянную хватку.

Несколько бесконечно долгих мгновений исход поединка с силой тяжести оставался неясным, но он висел вопреки боли в пальцах, с мрачным упорством, сродни упрямству Перкинса.

Удержался! Теперь можно легонько перевести дух.

Откуда-то доносились шумы и шорохи. Послышался оклик: «Держишься?»

— Держусь… — выдохнул Дункан, и хотя Перкинс не мог его слышать, дальнейших вопросов не последовало.

Ожидание. Как медленно ползут секунды!

— Эй, Форбс! — раздалось целую вечность спустя. — Веревка на полтора метра ниже и на два левее от тебя, — сообщил сержант так спокойно, словно они тренировались на стене. — Если дотянешься, остальное пойдет как по маслу.

Дункан не стал тратить силы на ответ, просто высмотрел веревку, нацелился и пополз вниз по скале так, словно вместо четырех человеческих конечностей у него вдруг выросло восемь паучьих ног. Никогда еще в нем не клокотала с такой силой жажда жизни. Ему требовалось выжить, и он выживал. Мышцы уже не гудели, а кричали от боли, уровень адреналина достиг наивысшей точки, зрение, слух и осязание обострились.

Еще немного — и веревка оказалась в пределах досягаемости. На всякий случай Том закрепил ее добавочной скобой. Постаравшись забыть про боль в руках, Дункан вцепился в нее мертвой хваткой.

Далеко внизу и в стороне заворчал мотор. Потом он взревел, взвизгнули шины. Хотелось верить, что стрелок, кто бы они ни был, видел только падение, но не отчаянную борьбу за жизнь, и теперь покидает место действия.

— Не обращай внимания! — приказал Том. — Тебе есть чем заняться!

Дункан еще крепче вцепился в веревку.

— Порядок! — крикнул он и порадовался, что голос не дрожит. — Потравливай!

Если верить внутренним часам, путь к безопасности занял не менее года, на деле же длился минуты. Когда подошвы коснулись твердой земли, Дункан чуть не повалился мешком и лишь с трудом выпрямился на подгибающихся ногах. Он дышал как загнанная лошадь.

— Спасибо…

— Всегда пожалуйста! — Том хлопнул его по плечу, едва не опрокинув. — А теперь давай займемся нашим приятелем.

Добраться до джипа составляло для Дункана большой труд сродни подвигу. Том рванул с места так, что гравий взлетел выше крыши.

— Держись, а то насажаешь шишек! — крикнул он Дункану, но тот только отмахнулся, пропуская между пальцами оборванный конец веревки. Та часть волокон, что лопнула, распушилась, остальные заканчивались четким срезом.

— Кто знал, что сегодня ты идешь в горы? — спросил Том, перекрикивая рев двигателя и грохот камешков по днищу машины.

— Чуть не весь город. Я не делал из похода тайны.

— Тогда такой вопрос: кто не хотел, чтобы ты вернулся?

Дункан задумался, глядя в окошко на плотные ряды колючих вечнозеленых хвойных деревьев. В принципе у него имелся ответ на данный конкретный вопрос.

Желать ему смерти мог только конкурент в погоне за Ван Гогом. Он так усердно намекал в антикварном магазине, что теперь некого винить, кроме себя самого.

Эрик Мунн, ублюдок эдакий. Но если назвать имя, придется объяснять, зачем он в Свифт-каренте.

Лучше оставить подозрения при себе. Почему? Во-первых, за неимением доказательств. Во-вторых, опыт подсказывает, что не стоит связываться с полицией. Одно дело — Интерпол, и совсем другое — провинциальные сыщики. У них отвратительная привычка совать нос в чужие дела. В-третьих (и это главное), он еще не добрался до Ван Гога и даже не знает, где его искать. Вот доберется, тогда и начнет сотрудничать с полицией в полной мере, как следует законопослушному гражданину. А пока извините, сержант Перкинс, у нас немного разные цели.