В ответ кошка забегает в дом и прячется. Но Ребекке пора уезжать. Сдавшись, она берет запасной комплект бабушкиных ключей и отдает Арвиду.

– В буфете есть еще кошачий корм, а лотка у меня нет, так что ее надо выпускать на улицу.

– Хорошо. Не волнуйся.

Надев обувь, Ребекка обходит стоящего в дверях Арвида, когда тот кладет руку на ее плечо.

– Послушай, – говорит он низким голосом, отводя взгляд.

Ребекка терпеливо ждет. Арвид явно хочет что-то сказать, но не может подобрать слова. В конце концов он улыбается кривой улыбкой и говорит:

– Все образуется.

По непонятной причине от этих слов на душе у Ребекки становится тепло и очень хочется обнять его. Ей сейчас просто необходимы дружеские объятия.

– Спасибо, – бормочет она, выходя из дома.

Сев в машину, Ребекка первым делом звонит матери. Гудок проходит, но, как обычно, никто не отвечает. Выругавшись про себя, она пробует дозвониться еще раз. «Ну, ответь, – думает она, – неужели ты не понимаешь, как это важно?»

После трех бесплодных попыток бросает телефон на пассажирское сиденье, заводит двигатель и давит на газ. Последнее, чего ей сейчас хочется, – это навестить Камиллу, но разве у нее есть выбор? Мама должна знать, насколько серьезно бабушкино положение.

Десять минут спустя Ребекка сворачивает с дороги, подъезжая к дому из желтого кирпича. Когда выходит из машины, руки дрожат, и она решительно убирает их в карманы. Много лет прошло с тех пор, как она навещала дом своего детства, но снаружи здесь все по-прежнему. Посреди аккуратно подстриженного газона растет узловатая старая яблоня, на которую Ребекка забиралась бесчисленное количество раз.

Преодолевая внутреннее сопротивление, девушка идет по садовой дорожке к дому. Делает над собой усилие, чтобы постучаться – сначала осторожно, потом все сильнее. Но, как бы она ни колотила в дверь, никто не слышит.

Она заглядывает внутрь через окно гостиной – там никого. Вновь стучится во входную дверь, потом берется за ручку и понимает, что дверь не заперта.

Несмотря на то что здесь прошло ее детство и большая часть юности, в прихожей Ребекку охватывает странное чувство. Медленно проходя по дому, она замечает, что и внутри почти ничего не изменилось. Те же люстры и картины, те же старые ковры на полу. Перед большим зеркалом в деревянной раме девушка останавливается.

Чувствует, как все сжимается внутри при виде трещины. Вспоминает себя в шестнадцать лет. Вечер Вальборга [26], Ребекка с матерью опять спорят. Дочь хочет поехать с друзьями в Лунд, в городской парк, а мать не отпускает. В конце концов Ребекка берет деревянный башмак и с такой силой запускает им в зеркало, что остается трещина. Сейчас она качает головой. Почему мать за столько лет не заменила стекло на новое?

В кухне тоже все по-старому. Шкафчики с простыми белыми фасадами и светло-серая столешница. Насухо вытертая мойка. Столешница ничем не заставлена, что в сочетании со строгим интерьером производит холодное, негостеприимное впечатление. Никаких фотографий или памятных вещиц. Ребекка не припомнит, чтобы видела хотя бы одну фотографию из своих детских лет. Никто даже и не подумает, что в этих стенах вырос ребенок, мамин дом разительно отличается от уютного бабушкиного.

– Мама? Ау? – кричит она, но в ответ тишина.

Ребекка идет дальше, к спальне, но, услышав какой-то шум на веранде, пересекает прихожую и направляется в ту сторону.

Мать оказалась на застекленной веранде. Надев наушники, она стоит перед столом из пластика и наполняет горшки землей для посадки. Пару секунд Ребекка стоит и наблюдает за матерью, потом вытягивает вперед руку и машет.

– Ой, привет! – удивленно приветствует ее мать и сдергивает наушники. – Ты пришла, смотри-ка.

– Я звонила, но ты не ответила.

– Извини, похоже, я была в своем маленьком мирке. – Камилла снимает садовые перчатки. – Который час?

– Девять.

– Тогда пора выпить кофе. Не хочешь чашечку?

– На самом деле я зашла только, чтобы рассказать тебе о бабушке. Ей стало хуже. У нее тромб в легком и воспаление.

– Это опасно? – спрашивает мать, выключая на ощупь музыку на своем айподе.

– Да, ей трудно дышать. Я снова еду к ней, – продолжает Ребекка. – Хочешь? Поехали вместе.

– Ты же знаешь, как я не люблю больницы, – отвечает мать, мотая головой.

– Бабушка была бы рада тебя видеть.

– Ладно, посмотрим, – отвечает она. – Но теперь мне точно нужен кофе.

Ребекка изумленно смотрит на мать:

– Неужели ты можешь не поехать, даже услышав, что она при смерти?

– Ребекка, – многозначительно произносит мать. – Ты же знаешь, что все не так просто.

– Все как раз очень просто. Твоя мать тяжело больна. Если не хочешь съездить ради нее самой, сделай это хотя бы ради меня!

– Дружочек мой, – произносит она, протягивая руку к Ребекке, но та отступает назад.

– Тебе никогда не было дела до нас с бабушкой.

– Это неправда.

– Правда-правда. Ты не проявила ко мне внимания, даже когда я переехала к ней, – бурчит Ребекка.

– Я, конечно же, переживала за тебя.

– Почему же ты тогда не попыталась меня остановить? Знаю, мы часто ругались и вела я себя несносно, не спорю, но мне было всего шестнадцать, и, возможно, я хотела почувствовать, что нужна тебе. А ты просто позволила мне уйти.

Камилла вздыхает:

– Ты прекрасно знаешь, что я возражала, просто справиться не могла. Тобой овладела злость. Как бы я ни пыталась, достучаться не получалось. В конце концов я решила, что, может быть, у бабушки тебе будет лучше. Нам нужно было взять паузу, чтобы отдохнуть друг от друга.

– Или ты просто хотела отдохнуть от меня, наконец-то пожить для себя, – усмехается Ребекка.

– Это не так. Я делала все ради своего ребенка.

– Ну уж конечно, – ерничает дочь. – Оглянись вокруг. Остался ли в этом доме хоть какой-то след после меня?

– Я заботилась о тебе, – не соглашается Камилла. – Кто готовил тебе ужин каждый вечер? Помогал с домашними заданиями, устраивал детские праздники, собирал физкультурную форму, читал на ночь сказки и возил на танцы?

– Папа мог бы помогать со всем этим, если бы ты только позволила ему остаться.

– Его отъезд – не моя вина, он сам, между прочим, принял такое решение.

– Это неправда, – парирует дочь, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Мы были нужны ему. Если бы не ты…

– Душечка моя, останься он жить у нас, это никакой роли бы не сыграло. Он все равно бы заболел.

Ребекка закрывает лицо руками так, что рукав свитера обнажает повязку. Камилла подходит на шаг ближе.

– У тебя рана?

– Ничего страшного, – всхлипывает она.

– Но рана, похоже, серьезная.