Он попытался собраться с мыслями. Зачем он вообще пошел в этот дом? Они решили разделиться, обследовать небольшой участок района. Шли уже несколько дней, ориентируясь по карте Макмиллана, от Ки Бискейн, где их высадили, и за пару дней добрались до Даунтауна. Потом он напоролся на нескольких из этих трехглазых тварей, и они загнали его сюда. Пришлось укрыться в первом попавшемся доме, вдобавок завалив дверь удачно оказавшейся в холле бочкой, поставив на нее пару кирпичей. Может, удержит? Сверху пока не доносилось никаких звуков, значит, животные еще не проникли внутрь, иначе он станет легкой добычей, хотя шанс отбиться с помощью карабина и ножа у него был.

Окна на первом этаже были наглухо заколочены, так что элемент вторжения с этой стороны отпадал. Если псы не пробьют доски…

Однако в его нынешнем положении это не играло никакой роли.

Дозиметр молчал, и Зэф, откинув капюшон, аккуратно стянул с лица окровавленный респиратор. Над ним, метрах в трех, в потолке зиял черный проем, с неровных краев которого еще продолжала ниточками струиться скопившая с годами грязь.

Как он не заметил прикрытой досками дыры? И на кой черт ее вообще закрывали? Ловушка? Вполне возможно. Но не на человека же или живность. Тогда внизу стояли бы колья… Или капкан, наконец.

– Дженни… Мак… – снимая перчатки, слабо позвал Мичиган и, порывшись в рюкзаке, достал из него аптечку. Нужно было как можно скорее обработать лицо. Еще немного подождав, пока поднятая его падением пыль уляжется, и морщась от боли, он стал медленно вытаскивать мелкие куски стекла из кровоточащей раны.

– Чтоб тебя… черт…

Кое-как обработав лицо перекисью, залепив особо глубокие порезы на щеках пластырем и убедившись, что ничего не сломал, Зэф отложил аптечку и еще раз огляделся.

Подвал. Где-то пятнадцать на пятнадцать. Старый, разграбленный, типичный подвал типичного американского дома. Он еще помнил такие. И какого хрена его сюда понесло?.. Справа, у стены остатки громоздкой газовой установки, когда-то питавшей все здание, от которой остались только торчащие из стены и обрубленные, словно вены, куски перекрученных труб – баллон давно вынесли. Ржавый короб открытой стиральной машинки, посмертно показывающей язык свешивающимся трухлявым лоскутом. Криво обваленный, будто пьяный старик, пятиярусный стеллаж, служивший под ящики для инструментов и прочую бытовуху. Пара выцветших плакатов, на которых уже ничего нельзя было разобрать. Конечно, тут давно пошуровали. Хотя за те дни, что они шли после того, как их ссадила подлодка, они не встретили ни единой живой души. Кроме той собаки, которую Мак угостил дробью в бочину и что чуть не подрала Тахому. Мичиган запомнил только третий, испещренный кровавыми ниточками, сочащийся нечеловеческой злобой глаз над левым ухом твари… Да тех нескольких, что загнали его сюда.

Лучше бы они сидели на своей ледышке. Честное слово.

Тут только Мичиган заметил прямо напротив себя небольшое продолговатое отверстие бывшего окна на уровне потолка. За ним было светло. Смотря на окно, Зэф разглядел, как на землю медленно, редко, кружась, плавно опускаются какие-то белые хлопья, словно снежинки. Снег? Но когда они заходили в этот район, снега не было. С погодой тут, кстати, вообще довольно спокойно. За исключением песчаных бурь. Да и бурей-то это нельзя было назвать, так, ветерок пыль на дороге покрутил. Но не это его беспокоило. Что-то…

Что?

Он продолжил осмотр.

Груда то ли хлама, то ли тряпья в дальнем углу. На полу следы каких-то неизвестно кем разлитых мутных потеков и застывших испражнений. Несколько отпечатков подошв. Напротив изогнутая деревянная лестница в несколько ступеней, ведущая к двери…

Дверь!

Мичиган с усилием привстал на локтях и поднял фонарик, всматриваясь в сумрак.

– Мак! – собрав силы, он набрал побольше воздуха, но вдруг захлебнулся собственным криком. – Рэнди, я здесь!

И принюхался, наконец поняв, что было не так.

Запах.

Перебивающий затхлость подвала. Наполняющий собой все помещение. Не смердящий, сладковато-приторный запах разложения… Другой. Волшебный, вызывающий воспоминания о детстве, пряный, насыщенный, дарящий легкость, дурманящий сознание, заставляющий почувствовать крылья за спиной… Как будто летишь на качелях.

Источник обнаружился быстро – он шел с улицы, из окна.

Чужой.

Такого уже двадцать лет не должно было быть на земле.

Митч расстегнул куртку и еще раз оглядел помещение. Ничего, что бы могло вызвать подозрение. Но где же все? Он поднялся по шаткой лестнице – одна ступень с хрустом развалилась под его ботинком. Митч, чертыхнувшись, споткнулся, переступил. Подергал ручку. Заперто. Толкнул плечом посильнее, ничего. Но сама дверь подавалась, легонько, дюйма на полтора, словно в ручку с той стороны была просунута железка или лом.

– Сука, – сплюнул полярник, спускаясь вниз.

Куда же подевались остальные? Наверное, разбрелись кто куда. Может, его уже ищут. Сколько вообще времени прошло?

– Мак! Тахома! Черт…

День в бледнеющем оконном отверстии шел к вечеру. Скоро и снег перестал. Маленькие снежинки лежали на земле и не таяли, хотя температура снаружи была выше нуля.

Добраться до дыры в потолке, через которую он сюда попал, нечего было и думать. Лестницы, кроме ведущей к запертой двери, или стремянки не было. Трезво рассудив, что ночевать ему придется здесь, Зэф сгреб и доломал упавшие с потолка деревяшки, соорудил что-то наподобие костра, но, заботясь о вытяжке, сделал это у окна под потолком. Может, по дыму его заметят? Все равно на чужой территории они далеко не уйдут, оставив своего неизвестно где.

Вскоре и странный запах пропал, уступив место гари, запаху пожираемого пламенем дерева и тупой головной боли. Это от удара, рассудил Зэф. Сидя на старом матрасе, который обнаружил в углу и подтащил к оконцу, смотря на потрескивающий огонь, Митч закусил черствой галетой из пайка, выданного каждому из них на лодке, и подгреб уголь в чадящую кучку лопатой с наполовину сломанным древком, которую удалось найти в разбросанном всюду хламе. Ничего. Надо отдохнуть. Они и так много прошли.

А завтра он постарается выломать это чертову дверь. Огнетушитель бы. Мичиган вспомнил, как под жалобный вой метавшихся в пламени хаски выносил баллоном дверь, когда пару лет назад на станции неожиданно загорелась псарня… Чья-то неосторожность? Вечно пьющий Бак? Или это были происки австралийцев… Да кто их всех знает, думал Митч, делая осторожной глоток из фляги, где была налита самогонная брага Паштета и Трески. Дрянь, конечно. Но сойдет.

Наваливалась усталость. Зудели ноги, болело порезанное лицо. Чувствуя затылком прохладу, идущую от стены, медленно и приятно растекавшуюся в голове, он понемногу успокоился.

Главное, жив. Там посмотрим.

Смотря на огонь и слушая треск дерева, Митч не заметил, как уснул в той же позе, что и сидел, – раскинув ноги и прислонившись затылком к холодному бетону стены.